Что-то как-то сахарно совсем получилось. Не персонаж, а леденец на палочке.
Элвис Кейн, 22 года, студент (фортепиано и вокал), уличный гонщик, механик в школе экстремального вождения
Всё началось с атласных белых лент в красный горох, вплетённых в гладкие золотистые кудри, с пышных многослойных юбок, с блестящих шёлковых чулок и, конечно, не обошлось без Элвиса с его сексапильным начёсом.
Baby let me be
your lovin' Teddy Bear… —
напевала Мэри Томпсон, порхая, словно бабочка, по танцполу и держась за руку со своим самым сильным, самым красивым Джонатаном, которого любила по-детски доверчиво, которому мечтала стать лучшей женой, нарожать детишек, чтобы жить долго и счастливо-пресчастливо. Такой она навсегда и осталась. Лёгкой и наивной, словно ребёнок.
Nothing's quite as pretty as Mary in the morning...читать дальшеАх, Мэри, жаль, что твоё счастливо-пресчастливо так и не случилось. Красивый и сильный Джонатан оказался паршивой свиньёй, а первые роды — такими тяжёлыми, что Мэри едва не отдала Богу свою ранимую душеньку, и породить на свет больше одного дитя уже не представлялось возможным.
Благо единственный сын стал её отдушиной, и она продолжала носить пышные юбки, улыбаться, печь ароматные пироги и выглядеть яркой летней бабочкой. Первое время все думали, что мальчика зовут Медвежонком, ибо Мэри только так его и называла, наряжая при этом в плюшевые наряды, так что с него просто падали в обмороки от умиления, порой, правда, принимая за девочку.
Когда мальчик подрос, Мэри, насюсюкавшись вдоволь, враз стала общаться с ним серьёзно и звать полным именем, прибавляя при этом «мистер».
— Мистер Элвис Кейн, извольте вести себя достойно джентльмена.
— Да, мамочка.
Так окружающие наконец узнали, что у ребёнка есть человеческое имя. Мэри рассказывала всем желающим послушать, что сначала хотела назвать его в честь Патрика Суэйзи (Ах, до чего же он хорош!), но, едва услышав первый крик, поняла, что мальчик несомненно будет хорошим певцом. Все смеялись, а мальчик, между тем, ходил на занятия к пожилой миссис Браун, педагогу по вокалу, и в самом деле неплохо справлялся. Мэри, слушая тоненький, ещё не окрепший голосок сына, неизменно плакала, особенно когда он пел для неё Mary In The Morning.
От остальных своих слёз она сына тщательно оберегала. Если вдруг им с Джонатаном случалось поссориться, Мэри тщательно приводила себя в порядок, а после приходила в детскую и ставила на проигрыватель Tutti Frutti, чтобы танцевать и кружиться с маленьким Элвисом (без начёса).
Словом, Элвис рос самым настоящим маменькиным сыночком. Он прилежно учился и хорошо себя вёл, читал книжки и играл на пианино. Он вполне мог обходиться без компании и играться с самим собой.
Новость о том, что Мэри и Джонатан погибли, он не смог даже услышать. В аварии он выжил, но получил травму головы и больше года не слышал ничего, кроме постоянного звона в ушах. Хронический тинитус, если выражаться медицинскими терминами. Ничего смертельного, на самом деле, если через несколько часов, дней, недель перманентного прослушивания этого звона ты не начнёшь биться головой об стену или вскрывать себе череп с помощью отвёртки.
На первое время за Элвисом установили неусыпный контроль — не было известно, что на уме у этого флегматично-тихого подростка, который к тому же совсем перестал разговаривать. В приюте для детей с ОПФР его учили адаптироваться, слышать без слуха, общаться жестами и отвлекаться от тинитуса с помощью рисования и чтения, с ним постоянно пытался общаться психолог, для взрослых он был ходячей угрозой суицида. Но прошло полгода, и миновали панические атаки и приступы прострации или слёз. Элвис никому не жаловался на мигрень и переживал болезненную тоску по матери в одиночку.
Через восемь месяцев Элвиса взял под опеку Роберт Уоллес — очень добрый мужичок сорока шести лет, глухонемой от рождения. Элвис стал называть его просто Бо. Бо тоже потерял семью, они понимали друг друга и устроили довольно ладный быт в небольшой двухкомнатной квартире на третьем этаже старого дома.
В тот момент, когда к Элвису начал возвращаться слух, он шёл по улице и замер рядом с магазином грампластинок, из которого низко и глухо, едва слышно звучал Фрэнк Синатра.
Luck be a lady tonight
Luck be a lady tonight
Luck if you've been a lady to begin with
Luck be a lady tonight
Элвис зашёл внутрь, нашёл динамик и прижался к нему ладонями. В тот день он впервые за год молчания заговорил вслух.
— Я хочу купить эту пластинку, — произнёс он, машинально повторив слова на языке жестов.
Это была первая песня, которую он разучил, когда слух полностью вернулся, и он снова смог заниматься музыкой и вокалом. Музыка помогала как ничто другое. Помогала и от тинитуса, который так никуда и не делся, и от мигрени, и от тоски. Элвис слушал музыку, писал музыку, играл, ходил с ней по улице и в школе и даже спал под музыку. В квартире появился проигрыватель для грампластинок, пара больших колонок и старое видавшее виды пианино.
Бо работал наборщиком текста в газете, он получал скромное жалование и скромное пособие по инвалидности. Бо очень хотел, чтобы Элвис мог учиться в университете, но это стоило денег. Элвис запретил ему даже думать о кредитах и закладных. Он сказал, что сам заработает денег на учёбу. И он, в общем-то, не соврал...
Не то чтобы Элвис прям собирался лезть в нечистые дела. Он всего лишь доставлял цветы на фирменном Мини Купере в ромашку — милая чистая работа. Водить его учил Бо, а Бо водил очень гладко и аккуратно. Его едва живой Форд вообще по-другому водить было опасно для жизни. Проблема состояла в том, что для оплаты хотя бы первого курса обучения Элвису нужно было развезти около миллиона букетов. Он работал быстрее, ещё быстрее, ещё быстрее...
Хороший ведь мальчик-зайчик и мечты у него хорошие, добрые: стать музыкантом, купить Бо нормальную машину и нормальный телевизор; невинный, простой, совращать таких — легче некуда, стоит только пошептать на ушко сладких слов.
— Ты классно водишь, малыш, не хочешь немного подзаработать?
— Выиграешь гонку — и машина твоя.
— Всего-то нужно доставить пакет на место точно в срок. Это только предоплата.
И вот у него уже не Мини Купер в ромашку, а Шевроле. И вот он уже студент факультета искусств. И вот он уже увяз в невесть каком дерьме. Прости, Мэри. Всё, может быть, ещё поправимо.
Настоящее:
— Учится в Корке, но не может туда переехать из-за отчима.
— Устроился на работу в новую школу экстремального вождения.
— Ездит на Chevrolet Vega GT Hatchback 1972 года.
05.11.2017 в 16:16