Прозрей.
08:30
Ролевое
предыдущая играВы когда-нибудь думали о том, что поступаете нечестно? Речь сейчас не о простом вранье или мелком споре, а о более серьёзных вещах. О том, что не даёт вам спать ночами, и вот уже лежишь с открытыми глазами битый час, но ничего не можешь с собой поделать? На Тео напала какая-то хандра и нервозность. Во всяком случае, уже вторую неделю он подскакивал, когда к нему кто-то подходил со спины, и демонстрировал окружающим полное безразличие, отрываясь от этого бесполезного занятия, только если кто-то решил его разозлить и начинал задавать вопросы о самочувствии. Коллинс огрызался, человек отставал, время шло… Чарли считал, что они отделались от копов очень удачно, благодарил судьбу, что не придётся обращаться к папаше Лесли, как вся славная компания уже делала не раз в своей безалаберной студенческой жизни. Раньше Теодор не задумывался, как много людей вокруг него живёт по совершенно иным правилам и насколько опасно бывает быть кем-то другим, не входящим в общество богатых и защищённых. Раз за разом его мысли возвращались к Ньюмену, и муки дерзновенной совести его порядком вымотали. То пресловутое сообщение на автоответчике он даже не дослушал до конца, поспешно удалив, о чём теперь жалел безмерно.
Когда ты совершаешь какой-то Проступок, ты должен за него либо заплатить, либо замести следы и не мучиться, жить дальше. Теодор не был главным праведником Колрадо-спрингс, совсем нет, однако в Бога всё-таки верил. Но никакой поход в церковь не смог его излечить – исповедаться наш грешник не смел, а очищение иначе не приходит. Говорят, соврал – так живи со своей ложью. То же самое с поступками. Если ты столкнул кого-то с лестницы и теперь этот человек не может ходить, то каждый день приходится жить с осознанием этого. Наш герой хотел перетерпеть, переждать и в день возвращения Людо в стены университета чудесным образом исцелить свою истерзанную совесть, но сегодня он вдруг понял, что терпение его подошло к концу.
Теннисные туфли очень приятно обнимали ступни, и это было единственное приятное чувство за сегодняшний день, поэтому Тео их даже не снял, когда садился за руль. Ехать было недалеко, но чувство такое, будто он управляет не автомобилем, а ракетой. Два часа он мчался, рискуя в таком состоянии вылететь на встречную и совершенно не контролируя своё поведение. Избежать участия в каких-либо авариях было простым везением, таким типичным для жизни Теодора Коллинса. Оставив машину на парковке для посетителей, Коллинс испытал дежа вю, когда телефон зазвонил мелодией, стоящей на звонке Чарли. Голос у друга был холоден и чист, как звук от прикосновения ножом к тонкому бокалу.
- Если ты правда собираешься это сделать, чего я очень и очень тебе не рекомендую… серьёзно, Тео, откажись от этой идеи, перестань уже терзаться, потому что это не твоя вина, - говорил Олдмен. Кажется, он и правда начинал верить в произносимые слова.
-Да, собираюсь, помоги или отстань, - вяло огрызнулся Коллинс, негодуя по поводу того, что он уже на месте, а старый друг так и не удосужился сделать то, о чём его просили. После некоторых дополнительных уговоров и пререканий Коллинс выяснил, что бумаги оформлены, и отключился.
Продравшись через пелену бумажной волокиты и раздражающих формальностей уже через пол часа он был в палате Людовика Ньюмена. Уже с порога он заявил:
-Мы сваливаем из этого унылого местечка, одевайся, - и кинул на койку парню его одежду. Только потом он заметил, что в палате кроме них двоих был кто-то ещё.
Это был самый неловкий звонок в истории человечества. Людовик обколесил всю больницу, просто таращась на телефон и не решаясь набрать номер. После прошлого визита Тео больше не приезжал, даже на выходные. Может, он был занят, репетировал спектакль или просто не хотел приезжать. Почему вообще он должен был хотеть? Но больше у Людо никого не было. Хотя и Тео у него тоже не было, во всяком случае, это было не взаимно. Наконец, номер был набран, но после бесконечных гудков заговорил только автоответчик. Людовик попытался выдать подготовленную речь, но даже в монологе не смог не заикаться.
- Привет, Тео. Это Людовик, - представился зачем-то. – Я… эм. Ты не мог бы мне помочь, пожалуйста?.. Доктор сказал, что меня могут отпустить домой, нужно будет только ходить на процедуры… Но я совершенно не уверен, что смогу сам вернуться, нужно сесть на автобус, а у меня даже нет с собой денег, и эта коляска… Кхм. Ты не мог бы забрать меня и отвезти в Колорадо-спрингс? Пожалуйста. У меня больше никого н… То есть больше не к кому обратиться. И эм… перезвони, если сможешь. Пока.
Ни у кого бы не получилось быть более жалким. Людовик почувствовал себя расплющенным. Весь день и ещё несколько следующих дней он не выпускал телефон из рук. Но звонка не было. С одной стороны это было так тоскливо, что хотелось поскулить. С другой – возможно, оно было и к лучшему. Людо ужасно боялся остаться один без всякой помощи в общежитии. Там всюду лестницы, двери, люди. Как бедняги на колясках вообще живут в этом мире? Как они готовят себе обед, принимают душ, если нет ванны, как успевают всюду без автобуса? От мыслей об этом Людо слегка паниковал. Но и оставаться в больнице до полного восстановления он тоже не мог себе позволить. Всё ему казалось, что он всех собой обременяет. Но пока делать было нечего.
Чувствительность постепенно возвращалась к ногам, что было невероятным облегчением, но пользоваться ими хоть по чуть-чуть было пока очень и очень непросто. На занятиях по физкультуре Людо так потел, что, кажется, стал ещё худее, чем обычно.
В палату поселили девочку лет двенадцати, которую звали Люси. Ей сделали операцию на позвоночнике, и какое-то время она могла только лежать. Людовик читал ей книжки. Как раз этим он и занимался, когда дверь в палату распахнулась.
При виде Тео Людовик остановился на полуслове, все его системы разом дали сбой. Сердце начало стучать почему-то в ушах, желудок свернулся в трубочку, перед глазами всё помутнело, а дыхание перехватило, будто воздуха вокруг образовалось так много, что он весь полез внутрь Людо, и оттого рёбра вдруг стали ужасно тесными.
- Тео! – наконец, смог выдохнуть он. Если бы ноги были работоспособны, Людовик бы без всяких раздумий бросился обнимать (и, возможно, целовать) парня. Даже Мадонну он не был бы сейчас так рад видеть, как Теодора, такого хмурого и прекрасного. – Я так… - но изнутри рвалось столько восторженного, что получился только глубокий вздох. – Присядь пока?.. Это Люси.
Людо взял вещи, но, поскольку одеваться во что-то нормальное ему не приходилось уже пару недель, зрелище это, конечно, было печальнее некуда. С джинсами пришлось особенно повозиться. Наконец, он умостился в коляске и аккуратно причесался. Перед тем, как выйти из палаты он тепло попрощался с девочкой.
Ещё несколько часов назад Тео не знал, что будет неожиданно рад оказаться в больничной палате, вдохнуть полной грудью спертого воздуха, напоенного едким запахом медикаментов и тошнотворным ароматом болезней. Скажи ему кто-нибудь, что внутренности сделают такой феерический акробатический трюк, будто всю жизнь только и занимались внутри Коллинса воздушной гимнастикой, парень бы только недоверчиво смерил взглядом этого разговорчивого, явно выразив своё мнение по поводу предсказания. Но вот он стоит посреди палаты и чему-то вдруг рад, как дурак, хотя на лице всё то же хмурое выражение, что не сходило с него с того момента, когда наш товарищ покинул эту больничную палату. Всё как-то запуталось. В жизни у Теодора было достаточно друзей: смелый и бесшабашный Чарли, кокетливая и чутка Лесли, безбашенная Саманта… Он не нуждался в наставниках и равных себе, а покровительствовать кому-то моложе и наивнее не умел, но что-то трогало его сердце – тут нельзя ошибиться – в странном угловатом парне, похожем на побитого щенка. Животных Коллинс всегда любил на уровне картинок, так что всё же повезло, что Людовик был человеком. Оставалось только понять, что с этим куском человечества делать в глобальной перспективе. Планы на ближайшие недели Тео уже построил, и теперь мучился, неуверенный, что сможет со всем справиться и не сойти с ума от собственной благотворительности.
Он намеревался отвести мальчишку в дом своей бабушки, расположенный в пригороде Колорадо-спрингс. Та уехала в какой-то паломнический тур, и оставила ему ключи. Обычно в таких ситуациях они устраивали череду безумных вечеринок, который половина курса потом вспоминала ещё три недели кряду, но времена изменились. Что-то сломанное внутри Тео нельзя было починить без принесения жертв. Он никому не рассказывал о том, что собирался сделать, даже Лесли. Чарльзу сказать пришлось – без его помощи ничего бы не было. Но сам план волновал друга, о чём оповещал уже второй звонок на сотовый с момента приезда Теодора в Денвер. Тео поздоровался с девчонкой по имени Люси и, пока Людовик, весьма комично ужимаясь под его безжалостным взглядом переодевался, Коллинс ответил на звонок.
-Да. Да. Да. ДА, на весь срок, - повторял Теодор в трубку, при этом губы его сжались в одну плотную линию и разжимались только ради произнесения очередного звука, исторгаемого парнем с очевидным недовольством, - Всё разрешилось. Нет, это хорошая идея, ты знаешь, я не нуждаюсь в советах.
«В последнее время разговоры с Чарли больше похожи на споры» - подумал Тео, убирая телефон в карман. Он невольно заметил, что маленькая соседка Людовика по палате следит за ним. Взгляд Тео скользнул по книге, оставленной на кровати. Конечно же, он неминуемо чему-то помешал. Не то чтобы его это сильно трогала, но легкая досада всё же возникла. Он пришёл спасать мистера Ньюмена, но мистер Ньюмен не нуждался в спасении.
-Опять копаешься, - чуть более раздраженно, чем собирался, сообщил Коллинс, - Ты же не хочешь остаться здесь?
Тео так недовольно разговаривал по телефону, что Людовик не мог на него не поглядывать. Возможно, это был Чарли, недовольный подобным жестом доброй воли. Людо ужасно не хотелось, чтобы из-за него между друзьями были какие-то споры и препирательства. Но он был уверен, что дело это одноразовое, его просто отвезут в общежитие и всё. Завтра он уже будет вынужден выдумывать, как принять душ, как сходить в магазин за продуктами и ещё кучу пугающих вещей.
Но это завтра. Сейчас настроение Людовика вопреки всем страхам было прекрасным, потому что Тео пришёл к нему, и он ощутил почти физическую необходимость прикоснуться к парню, причём такую острую, будто мог без этого умереть, как от голода.
- Идём! – вдохновлённо выдохнул Людо в ответ на раздражённую реплику и, подкатившись к Тео, взял того за ладонь. Почему-то ему не стало от этого неловко, только настолько хорошо, будто так и должно было быть. Всегда. Он поехал к двери, а там ладонь уже пришлось выпустить, потому что дверные проёмы всегда было преодолевать труднее. Да и вряд ли Тео понравилось, если бы кто-то в коридоре это увидел. – Извини, что так долго. Никогда не думал, что надеть джинсы может стать такой проблемой. Будто я растолстел. Хотя сейчас они уже не выглядят такими обтягивающими, как раньше.
Он слегка потянул штанину, и та действительно сидела на нём чуть свободнее, чем обычно. Но, во всяком случае, Людо мог теперь смотреть на свои ноги без ужаса. Пусть они и выглядели куда хуже, но зато были более живыми, чем неделю назад, а уж такими родными, что хотелось их обнять. Кто бы мог представить, что просто иметь живые ноги может быть так радостно.
По пути к лифту Людовик бодро прощался со всеми, кого видел – с медсестричкой, доктором и пациентами, которых знал. Одного из них он даже попросил пойти немного почитать Люси.
- Я не был на улице целых две недели, - сказал он, вернувшись к Тео. – Там, наверное, ужасная холодина. А я до сих пор так и не купил себе куртку. Почему-то мне казалось, что в Америке всегда жара.
Получилось так глупо, будто сейчас он собирался попросить у Тео что-нибудь поносить. Людовик кашлянул и опустил взгляд. Кажется, он слишком много болтал. Вспомнилось, что в шкафу его ждал любимый несуразно большой и нелепый бирюзовый свитер, в котором он теперь мог спокойно позориться. Всё равно путь на вечера в компании старшекурсников ему отныне был закрыт.
Теодор промолчал. Он всё время не знал, что сказать Людовику, когда тот становился столь жизнерадостным, что от этого кого угодно затошнит. Может быть, Коллинсу не хватало оптимизма, но он, вероятнее всего, потерял его где-то по пути со сцены в зрительный зал. Он ещё не сказал Ньюмену, да и вряд ли теперь произнесёт правду вслух, но сегодня он ушёл с репетиции, чтобы быть здесь, в этом Богом забытом месте, откуда выпускнику приспичило непременно забрать свою личную беду. Можно было считать это благодарностью в ответ на отсутствие обвинений в его сторону, хотя по университету до сих пор ходили о Тео дурные слухи, а тот своим мрачным видом только множил их.
Пока Людовик со всеми прощался, Теодор стоял посреди коридора, заложив руки в карманы и размышляя о том, как человеку, столь несуразному удается оставаться таким радостным.
-Об этом я не подумал, - тихо признался Тео, ощущая небольшой укол вины за то, что из него уж точно не выйдет заботливой сиделки для парня. Милосерднее было оставить парня в больнице, но, правде говоря, Коллинс всё это время ждал, что явится кто-нибудь и заберет Людовика. Его мать или кто там может… Он помнил невеселую историю Ньюмена, и в её последствиях теперь пришлось убедиться самому.
– Подождёшь меня немного в холле тогда, я подгоню машину ко входу, потому что, по правде, там сучий холод, - признался наш горе-спаситель, пока они спускались вниз на лифте, - Тебе, кстати, нужно будет ещё кое-что подписать.
В регистратуре Теодор подошёл к той же улыбчивой регистраторе, с которой до этого уже сегодня пол часа заполнял бумаги.
-А вот и мы, - сообщил он ей, - Вы говорили, что он тоже должен что-то подписать, потому что он совершеннолетний и потому что я… не родственник.
Она недолго покопалась в верхнем слое бумаг на столе, прежде чем подала Людо ручку и какой-то лист.
-У вас хороший друг, - сказала она Ньюмену. К счастью, Теодор не мог этого слышать, потому что писал смску Лесли, чтобы та не беспокоилась о его благополучии, - Нечасто кто-то готов пожертвовать своим личным временем, чтобы помогать пострадавшему, пусть даже близкому человеку. Обычно люди находят обременительным необходимость находиться с пусть и выздоравливающими, но беспомощными людьми двадцать четыре часа в сутки.
Она улыбнулась Людовику просто и открыто, потом дала ещё какую-то бумагу:
-А это список медикаментов, которые вам нужно будет купить, и расписание приходящей медсестры и массажиста. Мистер Коллинс уже обо всём договорился и сказал, что сам привезет вас на прием в случае крайней необходимости. Но вообще он говорил с доктором Льюисом и, кажется, они сошлись на личном выезде домой, несмотря на то, что вы пока побудете где-то за городом. Чистый воздух поймёт вам на пользу…
Людо с готовностью кивал на все слова Тео и при этом улыбался. Только в регистратуре, когда парень отошёл от него, он снова стал серьёзным. Девушку за стойкой обратилась к нему, и Ньюмен смотрел на неё, не очень понимая, что она такое говорит. Какая-то бессмыслица. Приходящая медсестра и массажист, какой-то дом за городом… Может, она его с кем-то спутала? Но прозвучала фамилия Тео, а на бумажке, которую дали подписывать, точно была указана фамилия самого Людо. Что происходит?
- Да… он… я… эм. Спасибо.
Ничего адекватного выдать не получилось, Людовик был немного обескуражен. Он кашлянул, нахмурился и опустил взгляд, чтобы накарябать свою подпись на бумажке там, где требовалось.
- Вот. Возьмите. Всего доброго, - Людо рассеянно улыбнулся и покатил к выходу из больницы, к которому уже должен был подъехать Теодор.
Из слов сестрички, если она была не пьяная, выходило, что они ехали не в общежитие. А куда-то, где за Людовиком будут присматривать. От этого он так разволновался, что даже потерял способность нормально дышать. Так и пыхтел, пока проходил кошмарную процедуру заползания в машину. Господи, сколько же ещё этих кошмарных процедур предстоит пережить?.. Неужели ему и правда будут со всем эти помогать? Это ведь столько хлопот… и денег. Вовек не расплатиться.
Людовик поправил рубашку, причёску и аккуратно разложил сумку на коленках, пока Тео убирал коляску. Какое-то время в дороге Людо не решался открыть рта и молча поглядывал на парня, пытаясь справиться с волнением, которое всё никак не утихало.
- Тео, я хотел спросить… - наконец, проблеял он неуверенно. – Девушка из регистратуры говорила про какой-то дом за городом и приходящую сестру, я не очень понял, потому что сначала решил, что она напутала. Ты мне ничего не говорил, - он стал перебирать пальцами ручку сумки, сам того не замечая, а смотрел при этом на Тео. – Я даже представить не могу, сколько всё это может стоить, а я даже не успел накопить на куртку за всё то время, что живу здесь…
Ну вот. Наговорил ерунды. Сейчас Тео решит, что везёт идиота, и выкинет его обратно в больницу.
Время шло. Теодору казалось, что он вышел на сцену, и тысячи любопытных лиц в зале уставились на него, ожидая ответов на свои вопросы. Кто ты, Теодор Коллинс? Чего ты стоишь? Что ты сделаешь дальше, Тео? И впереди целая бесконечность блистательных импровизаций, которые откроются тебе, едва ты произнесёшь первое слово. Но почему-то именно первое застревает в горле, когда Людовик начинает задавать вопросы, чем застает нашего героя врасплох. Теперь чувство такое, будто бы сцена, на которую они вышли – место преступления, и Тео на ней главный злодей. Так и есть, он – преступник, ушедший от закона. Очень чётко осознавая этот факт, Теодор нажимает на газ, сначала решив, что сделает вид, будто не слышал слов Людовика. Но получается плохо и глупо – тишина в машине разрезана словами его младшего друга, и не отвечать на логичные вопросы, отрицая то, что уже сделано – это оттягивать неизбежное. Будто бы Теодор хотел сдаться на середине избранного им пути. Сжав зубы, он ими едва не скрипнул, но вовремя опомнился и заговорил, скупо роняя слова, всем своим тоном обвиняя безвинного Ньюмена в сложившейся ситуации:
-Мы едем в дом моей бабушки, это недалеко от Колорадо-спрингс, поживешь пока там, она всё равно в очередной раз уехала отдыхать, и её ещё долго не будет. Кто-то должен присматривать за домом, так что это будем мы. В силу сложившихся обстоятельств, - он как-то нелепо фыркнул и замялся, -Не беспокойся о деньгах, я всё уладил.
Дальше они какое-то время ехали молча, и Теодор изредка бросал на Людовика короткие взгляды в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что тот на месте. Будто бы тот мог сбежать. Наконец, Теодору всё-таки надоело молчать и нагнетать обстановку, и он добавил, немного смягчив тон своего голоса:
-Куртку возьмешь пока мою.
Погода за окном была самая отвратительная. Пока Людовик лежал на больничной койке, она успела прилично испортиться. Осень в Колорадо подходила к своему завершению, напоследок объяв штат дождями и туманами, чтобы было проще смириться с приходом первых морозных дней. Коллинс вел машину уверено, временами слегка резковато, своей манерой вождения полностью отражая настроение последних недель: гнев, уныние, раздражение, тоска. Однообразные серые пейзажи облысевших деревьев, проплывающие вдоль дороги вперемешку с придорожными столбами тоже не дарили радости. Теодор прилично замерз и крутанул ручку обогрева до максимума. Ему чудилось, что он холода у него начинают болеть даже кости по всему телу.
Людовик какое-то время просто не мог говорить, он пребывал в слегка лихорадочном состоянии. Его сердце колотилось так, что доставало даже до горла. Он пыхтел и смотрел перед собой неспокойными глазами, пальцы мучили несчастную сумку. Тео уже давно замолчал, а его слова ещё звучали в голове, главным образом это самое «мы». «Это будем мы». Людо хотелось открыть окно и высунуть голову в эту хмурую сырость, чтобы немного прийти в себя, но он ничего такого не делал, продолжая сидеть неподвижно и бороться с собой.
Так много слов роилось у него в голове, но высказать всё это было сущей нелепостью, которая только выведет Тео из себя. Но как можно было объяснить, что никто и никогда не делал для Людо ничего подобного? Ничего настолько грандиозного. Понятно, что это было не по большой любви, а только из чувства вины и жалости. Но в его жизни бывали люди, которые были виноваты перед ним в гораздо большей степени, но ничего подобного не чувствовали и не делали. И если подумать, то даже из любви… Когда отец поднимал на него руку, мама ничего не могла сделать. Людо всегда с этим справлялся. Он не умел ни заводить, ни держать обиды. Все свои разочарования он оставлял в церкви, а внутри копилась только грусть. И досада на самого себя, такого нелепого и бесполезного.
Потому поступок Тео представлялся ему чем-то совершенно невероятным. Когда-то он влюбился в этого парня вот так просто, ничего о нём толком не зная, только восхищённый им, и сейчас это переросло в более взрослое, более глубокое и полное чувство.
- Спасибо, Тео, - сказал Людовик тихо.
Ему совершенно не хватало сейчас крепких и спокойных объятий, но с этим он мог справиться. Людо теперь обрёл непоколебимую уверенность, что всё будет хорошо, что всё сложится так, как должно быть. И лихорадка постепенно стала сходить на нет.
Всю оставшуюся дорогу он молчал и смотрел на дорогу. На улице царила хмурая погода, а внутри машины было уютно и тепло.
Дорога отняла немного меньше времени, чем рассчитывал Теодор. Оставшуюся часть пути ни оба молчали, как партизаны, прислушиваясь к тихо журчащему обогревателю и наблюдая безрадостные пейзажи за окнами. Тео несколько раз порывался сказать что-нибудь, потому что для него подобная тишина была невыносима, но мысли терялись по пути от мозга к кончику языка, так что он только иногда вздыхал, но не произнёс больше ни слова. Напряжение, повисшее в воздухе, по тяжести было сравнимо с пианино, которое нужно внести на двадцатый этаж без использования лифта. Коллинс и сам не знал, думает ли он о чём-то или просто лелеет пустоту внутри своей головы, чтобы не взорваться, как наконечник спички, обжигая Людовика своим недоумением и раздражением. Он даже не обернулся, когда Ньюмен тихо поблагодарив его. От этого было только ещё более неприятно. На минуту Тео захотелось утопить мелкого недоумка в бассейне, но гнев быстро отхлынул, едва они подкатили к подъездной дорожке у дома.
Летом дом утопал в зелени и пышных цветах, а за садом ухаживало целых три садовника, которые никак не могли договориться о едином стиле, попусту превращая буйную растительность в метафору противоречивого характера миссис Коллинс. Теодор никогда не знал, как его бабушке удается быть упрямой и покладистой одновременно, но эти черты её характера передались и её внуку. Теодор выбрался из автомобиля – одним из минусов загородного дома бабули заключался в том, что ворота на въезде открывались и закрывались вручную, как в какие-нибудь стародавние времена, когда ещё жили динозавры. Теодор распутал тяжелую цепь и отбросил её в сторону. Ворота открылись с едва различимым писком, скорее придающим шарма, чем разочаровывающим.
Тео подкатил машину к самому крыльцу, чтобы не пришлось тащить Людовика через весь двор на руках. Пожалуй, во дворе коляска была бесполезна, потому что корни деревьев, выступающие из земли, сильно затрудняли перемещение даже двуногих, не говоря уже о тех, кому в жизни повезло меньше. Коллинс помог выбраться Людо, и потом они долго, громко и неудобно карабкались на те пять ступенек ко входу из-за упрямства Теодора, не желающего носить всяких там парней на руках. Ему это претило. Даже если бы это был давно знакомый и близкий друг, как Чарльз, чего уж говорить о Людо.
-Ну вот и приехали, добро пожаловать в дом моей юности, - отдуваясь, как паровоз, выговорил Теодор, когда Людовик уже оказался за порогом, - Располагайся пока где-нибудь, думаю, мы найдем тебе комнату на первом этаже, потому что наверх тебе не забраться.
Всего на пять ступенек они потратили столько времени, что Людовику стало не по себе от мысли об общежитии. Там этих лестниц было просто триллион. Поэтому любые неловкие ситуации сейчас были для Людо чуть ли не счастьем. Хотя, конечно, он понимал, что Тео уж точно это не в радость. Но он ничего не мог с этим сделать и боялся даже лишнее движение произвести, чтобы не выводить парня из себя, он и так был напряжён, это ощущалось очень явно, будто воздух вокруг него был наэлектризован. Когда Людовик ощущал такое от других людей, он практически сжимался, будто пытаясь физически защититься.
Но вот, наконец, он оказался внутри дома, где ему предстояло жить около двух недель или как повезёт. Так глупо, но ему ужасно нравилось, когда Тео говорил слово «мы». Людо кивнул и глубоко вдохнул воздух, погружаясь в комнату.
Внутри ему понравилось. Он, в общем-то, был довольно непривередлив и мог довольствоваться малым, а этот дом «малым» назвать было очень трудно. Кажется, это место было отражением темперамента его хозяйки. Сначала оно воспринималось всё целиком и только потом выделялись разные детали.
- Я могу и здесь остаться, - Людовик имел в виду гостиную. Он прокатился в сторону дивана и немного примял подушку. – Моя кровать в общежитии даже в свои лучшие времена не была такой мягкой. И много здесь есть твоих вещей? – он коротко обернулся к Тео и снова отвёл взгляд.
Наверняка они все были на втором этаже, куда Людо был закрыт путь. По крайней мере, пока он не выйдет на финальный этап реабилитации, до которого ещё нужно было дожить. Но тут Людовик увидел на первом этаже такое, что сразу позабывал обо всём остальном. Он чуть не запищал от восторга.
- Ух ты, смотри, Тео, здесь есть фортепиано! – воскликнул он, будто Теодор мог этого не знать.
Он так давно не играл, и тут вдруг – самое настоящее, хоть и старенькое, но всё равно прекрасное фортепиано! Людо сразу покатил к нему, аккуратно убирая попадающиеся на пути препятствия. Он открыл крышку и провёл ладонью по клавишам.
- Ты не возражаешь, если я поиграю? – спросил он и наиграл немного одну из тех мелодий, что он сочинил в больнице. Звуки музыки приятно отозвались в груди легонько подёрнули застоявшуюся в доме тишину.
Тео некоторое время молчал, видимо переосмысливая фразу, сказанную его младшим другом. Для Людовика это было просто скромное предположение, но Коллинс внезапно осознал, что теперь будет видеть мальчишку каждый день. До этого видения совместного проживания виделись ему смутно, и даже неплохо развитое воображение не желало помогать. Поэтому он мотнул головой и тупо переспросил:
-Здесь? – как будто бы Людовик предложил самую страшную вещь на свете. Но тут же, спохватившись и вспомнив, что затея эта безумная исходит из его, теодоровых, уст, и деваться уже было не было. Ещё несколько секунд Теодору понадобилось, чтобы перебороть себя и признать, что решение не изменишь, и Людовик в любом случае будет жить у него. После этого он кивнул и сообщил с отсутствием энтузиазма:
-Почему бы и нет, хорошая комната.
"Хотя я и не вижу тебя среди всех этих вещей, не представляю", - признался Теодор только себе, наблюдая за первокурсником.
-Не очень, - соврал Теодор, поправляя подушки на диване. Ему не хотелось, чтобы этот малолетний идиот, возможно, всё ещё по уши в него влюбленный или вообразивший нечто подобное, вдруг подумал о чём-то не том, находясь среди вещей Коллинса.
-Да, фортепьяно, - повторил он, как попугай, не заметив, как мимолетно улыбается непосредственности мальчишки, его умению увидеть жизнь в самых простых вещах. Сам Теодор запросто мог почувствовать себя неловко в незнакомом месте, однако внешне он всегда показывал намного меньше эмоций, чем наивный Людовик. Тео не имел привычки прятаться от окружающих за масками, но легко уменьшал величину своих эмоций, чтобы не беспокоить их проявлениями окружающих.
-Возражений не имею, - усмехнувшись краешками губ, разрешил Коллинс, усаживаясь на диван и принимаясь чинно расшнуровывать свои ботинки. Грязь, замызгавшая пол, его не волновала. Парень, привыкший к удобствам, почти не замечал, как другие люди – уборщики, мусорщики, дворники – приносят этот комфорт в его жизнь. Для Тео было совершенно естественным, что грязь исчезает как по волшебству. Хотя дураком он вроде бы и не был, а по настоянию бабушки когда-то очень много работал в саду, так что представления о том, откуда берется грязь, имел обширные, но ассоциации между грязью в саду и грязью на полу не проводил. Носки Теодор тоже стянул, после чего с удовольствием растянулся на привычном ложе. Диван стоял здесь столько, сколько парень себя помнил, и источал тонкий, едва заметный аромат кислых яблок и молотого перца – также часто пахло и от самого Теодора, который, как и старшая миссис Коллинс, любила пироги с начинкой и кислых ягод, а ещё добавляла во все блюда только тёмный молотый перец. Ощущение покоя и чувства защищенности – старые знакомые – перемешались в нём, нервозность куда-то ушла. Теодор смотрел, как солнце, пробивающееся сквозь тонкую ткань занавесок, золотит кудрявые волосы Ньюмена, делая парня похожим на какого-то святого или ангела. Коллинс усмехнулся и приложил ладонь к своей груди. Слева, там где бьется сердце. Он думал о том, что музыка, протекая через всё пространство комнаты, вливается прямо в его открытое сердце, переполняя его.
Когда Людовик играл, всё сразу отходило на второй план, он совершенно забывался. И вот он уже не несчастный одинокий мальчик с неходячими ногами, а только лишь плавно льющаяся неспешная мелодия, постепенно заполняющая дом, забирающаяся в его укромные уголки. Странно, но мелодия в этот раз действительно была хороша, хотя Людо часто отбрасывал свои сочинения, стоило только их опробовать. Но эта сразу пошла гладко, хотя он выдумал её только в своей голове вместе с какими-то строчками, которые он сейчас бессознательно намурлыкал себе под нос. Из этого могло бы выйти что-то хорошее, если ещё немного доработать и порепетировать. Благо, на это теперь была уйма времени.
Стоило Людовику остановиться, как он вдруг осознал, что Тео его слушает, и отчего-то жутко разволновался по этому поводу. Ему представлялось, что парень сейчас занят своими делами где-то в доме и даже не обращает внимания на музыку, но он был совсем рядом и ничего не делал, просто сидел и даже смотрел в сторону Людовика. А ведь раньше Людо никому не играл своих мелодий, он ужасно стеснялся и думал, что это настолько личное, что лишь ему самому может быть по душе. Но Тео не просил перестать и не отворачивался. Он, наверное, даже не подозревал, как много бурных чувств может вызывать просто так. Людовик хотел бы сказать, очень хотел бы, но он знал, к чему всё это приведёт. Но зато теперь они могли быть рядом друг с другом больше, чем это вообще было возможно.
Людо снова провёл ладонью по клавишам – странная привычка благодарить инструмент – и осторожно опустил крышку. Внутри у него царило приятное бурление, и он слегка улыбнулся, вновь возвращаясь в своё тощее тельце с неподвижно уложенными неходячими ногами, которые умудрились свести его в одном доме с Тео. Даже в чём-то плохом было и что-то хорошее, Людо был достаточно мечтателен и инфантилен, чтобы в этом верить, даже сидя в инвалидной коляске.
Он развернул колёса и отъехал чуть в сторону.
- Может, попьём чаю? Если он, конечно, есть.
Он огляделся, пытаясь понять, где здесь может быть кухня. Было бы неловко, если бы это прозвучало, как предложение сходить в магазин. Едва ли это сейчас было под силу Людовику. Злосчастные ступеньки перекрывали ему выход из дома.
- В больнице был только какой-то совершенно жуткий чай. В Бристоле такой сочли бы оскорбительным. Даже у нас дома всегда чаёвничали только с фарфоровыми чашками. Почему в них было вкуснее, даже и не знаю.
-На счёт фарфоровых чашек – тут ничего не могу обещать, но чай определенно должен быть, - ответил Теодор, поднимаясь с насиженного места. Ему самому есть ещё не хотелось, но он вынудил Людовика быть его гостем, и теперь должен вести себя по отношению к нему соответственно. «Мы не друзья,» - напомнил себе Теодор, пока они шли по прямому коридору до самого конца. Пространства здесь было достаточно много, а дверные проемы такие широкие, что его помощь Людовику потребоваться не могла. Может быть, ещё и поэтому Коллинс притащил мальчишку сюда – помимо желания скрыть его, как постыдную тайну, от посторонних глаз, здесь было удобно. Выходить из дома, конечно, Ньюмен не сможет, но хотя бы первый этаж будет его прогулочной базой. Ещё не совсем холодно, и можно иногда открывать окна, чтобы впустить в дом чистый воздух.
-Апчхи, - первый звук, вырвавшийся из Тео, когда они вошли на кухню, - Только не это. Апчхи!
Теодор подлетел к кухонному столику, схватил маленькую хрустальную вазочку с фривольно раскинувшим свои листья букетом, после чего также быстро оказался у окна, открыл его и выкинул цветы вместе с вазой в сад. Раздался характерный звук падения и разбивающейся вазы. Коллинс плотно закрыл окно и повернулся к удивленному Людовику.
-У меня на шалфей аллергия, - пояснил он, старательно борясь с чихом и желанием почесать глаза. Выругавшись, чего редко себе позволял в присутствии людей, которых не считал своими близкими, Тео полез в аптечку и принялся там усиленно копаться.
-Чай в среднем ящике, рядом с раковиной, заварочный чайник должен быть на столе, апчхи, справишься, ааапчхи? – скомандовал он, перерывая бабушкины запасы в поисках необходимых таблеток. Он даже нашёл какой-то молитвенник среди всего этого хлама, и не закатил глаза только по той простой причине, что ему было некогда отвлекаться. Он был здоровый парень, болел нечасто, даже сезонные простуды его не схватывали, но аллергия на некоторые виды трав и цветов настигала его регулярно. Он мог ходить только в проверенные места. Все знакомые считали его гурманом и только Чарли, пожалуй, знал, что Теодор просто не хочет нечаянно помереть где-нибудь, потому что повар в кафе или ресторане вдруг решил выпендриться и добавить какую-то новую специю в его блюдо. Всё должно было быть чётко и размеренно, Теодор любил чёткость, потому что иначе он жить не мог. Потребность контролировать ситуацию сидит в его душе едва ли не с детства. Наверное, поэтому его так выводит вся ситуация с Ньюменом. Из-за парня он сам не свой, потому что предсказать его поведение Тео не получается, и это заставляет выпускника изрядно нервничать. Кто знает, чем закончится сегодняшний день?
@темы: мои писульки
28.03.2016 в 09:29
- Здесь так здорово, - озвучил свои мысли Людо, но тут они добрались до кухни, и Тео начал чихать так часто, что было бы глупо каждый раз желать ему здоровья.
На какой-то момент Ньюмен растерялся и застыл посреди кухни, только кивая на все указания, а потом всё-таки отмер и поспешил набрать стакан воды для Тео. Подвесные шкафчики были не очень высокими, но всё же пришлось посопеть, чтобы добраться до кружек. Улыбнувшись своему крошечному триумфу, Людо тут же набрал воды из-под крана.
- Вот, эти от аллергии, - он подхватил пластинку с таблетками, которая норовила ускользнуть от пальцев Тео. – Мой брат принимал их, не переносил шерстяные вещи. Держи, - Людо протянул парню кружку с водой и слегка неровно выдохнул, когда их пальцы соприкоснулись. – Садись, я всё уберу, - сказал он и принялся спокойно складывать разлетевшиеся лекарства обратно в аптечку.
Привычку принимать абсолютно спокойно любую уборку он приобрёл ещё в детстве. Он делал это и дома, и на работе у мамы, а там иной раз приходилось убирать такое, что просто фу. Справившись с аптечкой, Людо набрал воды в электрический чайник и включил его. Всё это он делал не так уж быстро, как хотелось бы, но зато аккуратно, избегая всяких неуклюжестей. И чай, и заварник, и новая кружка нашлись без проблем.
- Смотри, тут даже есть печенье, - улыбнулся Людо, заметив запечатанную пачку.
Не пустой же чай пить. Достав тарелку, он поставил её на стол, за которым сидел Тео, и принялся раскладывать печенье кругами.
- Всё хочу у тебя спросить, как спектакль. Ты уже что-то репетируешь?
05.04.2016 в 21:39
Он не смог вспомнить других упоминаний о брате Ньюмена в их предыдущих разговорах, а поэтому удивился. «Быть может, я был недостаточно внимателен?» - спросил себя Тео, но ведь раньше ему не было дела до этого сопливого пацана, так что удивительных чудес в таком поведении памяти было мало. А потом Людовик задал вопрос, от которого дрожь пробежала по позвоночнику Теодора. Он не мог ответить честно, но и скрыть позже этот факт будет трудно. Новая дилемма заметалась в его голове. Теодор открыл глаза и посмотрел в чистые и незамутненные глаза Людовика.
-Процесс пошёл, пока ничего особенного, - соврал он, не моргнув глазом. В конце концов, мальчишке уж точно не стоит знать, что ради него была заброшена не только учеба, но и одна из важных ролей. Тем более что в душе Коллинса каждый раз шевелилось что-то неприятное, когда он думал об этом. Принятое решение было верным, но будто бы не теодоровким. Кто-то другой совершил поступок, на которой никогда бы не отважился Коллинс-младший. Тео улыбнулся, подкрепляя свою ложь.
-Поначалу всегда так, - и улыбка на лице его задержалась чуть дольше положенного, но едва ли могла быть фальшивой, - У тебя есть брат? Младший или старший?
06.04.2016 в 08:25
- Старший, - ответив лёгкой улыбкой на улыбку Тео, Ньюмен подкатил к другому столу, где уже закипел чайник, и занялся приготовлениями. – Четыре года разницы. Но мы с ним никогда особенно не ладили. Он больше похож на отца, а я на маму. У нас с ним была одна комната на двоих, и он водил туда своих друзей и девчонок, а мне нужно было уходить, чтобы никто меня не видел. «Пойди погуляй, святоша», - хмыкнул Людо, ковыряясь с кружками из своего неудобного сидячего положения. – Так он говорил. Когда мамы не стало, он ушёл служить в армию и остался там до сих пор. Во всяком случае, я так думаю. Звонил он очень редко и всегда просил позвать отца.
Людовик поставил на коленки пиалочку с сахаром и перевёз на обеденный стол. С кружками дело обстояло серьёзнее. Можно было переправить по одной, но Людо не так уж прям хорошо ладил с автоматическим управлением коляски, чтобы быть уверенным в успехе операции.
- Тео, можешь, пожалуйста, перенести чай, я боюсь разлить? – смутившись, спросил он и отъехал обратно.
Было очень неудобно просить о чём-то таком простом, что в другой ситуации сделал бы сам, не задумавшись даже. Но, наверняка, им двоим придётся пережить ещё немало подобных просьб.
- Твои друзья сильно ругались из-за меня? – опустив взгляд в тарелку, он взял одну печеньку и осторожно откусил.
10.04.2016 в 19:07
Коллинсу хотелось ещё поговорить о семье Ньюмена, но он заметил, что разговор повернул в другую сторону. Знакомое чувство неприязни вновь подошло вплотную к парню и встало у него за спиной, заставляя чувствовать себя неуютно. Наверное, это было самое популярное чувство, которое в нём вызывал Ньюмен, и отделаться никак не удавалось, тем более теперь, когда парню придётся жить с ним под одной крышей. Разборки с совестью прошли удачно – её голос становился тише, потому что Теодор сделал всё, что смог, чтобы первокурсник оказался под его опекой, но что же дальше? Как перестать смотреть на него и думать все те ужасные мысли, что приходят на ум?
-О чём ты? – на всякий случай решил уточнить Теодор, чтобы не начать говорить о чём-то, не относящемуся к делу. Наверняка, друзья ругались бы очень сильно, если бы знали всю правду, а не только её часть. Тео оставалось только прикрываться чашкой чая и делать мелкие глотки, пытаясь собраться с мыслями перед тем, как правильно ответить на вопросы Людо. Как на экзамене, только ещё хуже.
10.04.2016 в 20:20
Только когда Тео произнёс свой вопрос, Людовик вдруг заметил, что улыбается, и разом сосредоточился. Зря он это спросил. Вот опять ляпнул что-то не то, напрашиваясь на раздражение Теодора и неприятный разговор. Но, с другой стороны, снова сменить тему он не смог. Всё же этот вопрос очень его волновал. Никак не выходили из головы слова Чарльза.
- Когда мы поругались с Чарли… - заговорил Людо, глядя в кружку, - это случилось, когда он понял, что я тебя… то есть… что я гей. Вернее, «педик». Он сказал, что рядом с тобой мне делать нечего, потому что ты общаешься только с теми, кто тебе соответствует. Что «педикам» рядом с тобой не место, что я всё испорчу. Он ударил меня, и тогда я был так расстроен, что, кажется, даже собирался покончить с собой… Не знаю точно. Наверное, это было какое-то состояние аффекта, когда я встретил тебя на лестнице.
Людо взял ложечку и зачерпнул ею чай.
- И если он знает, что ты забрал меня из больницы, то, наверное, ужасно злится из-за этого. Да и Лесли, наверное, не рада. Я бы не хотел, чтобы вы из-за меня ссорились. Всё и так перевернулось с ног на голову.
Людо проглотил чай из ложки и рассеянно прожевал остаток печенья.