Полтора года провалялся текст, решила выложить для внесения в перепись. У меня от него странные ощущения остались. Помню, что бесконечно слушала и пела эту песню. Настроение в итоге вышло именно такое, как нужно, душное само по себе. Но и писалось оно тоже душно. Поэтому мне не очень нравилось то, что в итоге получилось. Но теперь думаю, что это всё-таки вполне неплохо.
мини, 1521 слово, 00q, драма, романс, pg-13
Удушье
How do I live? How do I breathe?
When you're not here I'm suffocating
Как же мне жить? Чем дышать?
Когда тебя нет рядом, я задыхаюсь.
Sam Smith — «Writing's On The Wall»
(OST к «Спектру»)
На рассвете тусклый солнечный свет проникает в комнату сквозь прозрачные занавески. Кью сидит на краю кровати, собирая босыми пятками прохладу с пола. Он ненавидит это утро за то, что оно случилось. Он заочно ненавидит этот день и всю свою последующую жизнь. Кью встаёт, высвободив худое обнажённое тело из последних ленивых объятий смятой постели, и снимает со стула струящийся шёлковый халат. Он отворачивается от окна, так что лицо погружается в тень, и смотрит на загорелую спину Джеймса, наполовину скрытую под белым одеялом, на его затылок, обнимающие подушку руки. Кью ненавидит Джеймса, но его тело всё ещё безвольно обожает эту спину, эти руки. Ему становится холодно и неуютно стоять тут обнажённым. Поспешно завернувшись в халат, Кью выходит из комнаты. Он знает, что Джеймс не спит.
Горячая вода только обжигает, но не помогает согреться. Кью смотрит на своё отражение в зеркале, разглядывает его, но, кажется, оно ничуть не изменилось — такое же застывшее, будто неживое.
Больше всего этим утром Кью ненавидит самого себя.
читать дальшеОн выходит в кухню и брезгливо поджимает губы. Тут грязно. Кью спешит смести с пола осколки разбитого бокала — он сам смахнул его со стола в неловкой попытке спастись от Джеймса и его горячих поцелуев. Компульсивно расставляет все рассыпанные по столу склянки, протирает мыльной салфеткой все поверхности. Собирает разбросанную одежду. Но как бы он ни старался, какую бы скрупулёзную чистоту не наводил, ему никак не удастся вычистить воспоминания о прошедшей ночи, когда Джеймс бесстыдно и грязно соблазнил его прямо на этой кухне, трахнул здесь же, на столе, заставив стонать и подставляться, словно шлюха.
Занявшись приготовлением кофе, Кью слышит, как Джеймс принимает душ. Как, должно быть, у него всё просто: просто прийти, просто взять, просто смыть лишнее. Кью раздражённо относит в комнату одежду и оставляет на постели. Он займётся уборкой здесь чуть позже.
Джеймс появляется в кухне уже одетым — он пахнет мылом и хранит на лице эту свою снисходительную полуулыбку. Заправляет запонку и садится за стол. Мог бы взять и уйти, но нет, садится за этот чёртов стол.
— Кью.
— Джеймс.
Снова эти душные формальности. Кью молча ставит перед ним кружку, а сам остаётся стоять в стороне. Он хочет остаться один. Хочет снять с кровати грязную постель и зашвырнуть её в стирку. Хочет забраться в горячую ванну и выскоблить себя жёсткой мочалкой. Кью хочет кричать, но вместо этого он вынужден нервно стоять на кухне, ждать, пока Джеймс допьёт свой кофе, и вести бессмысленный разговор.
Нужно ли его подвезти? Нет, спасибо, ещё рано.
Наконец оставшись один, Кью соскальзывает на пол и бессильно закрывает глаза.
Джеймс никогда не пришёл бы, если бы только знал, как Кью его любит. И лучше бы он никогда не приходил.
***
— Кью, нужна помощь.
Он вздрагивает, когда слышит голос Джеймса в наушнике.
— Минуту, 007.
Кью отслеживает его в операции на официальном приёме, но никак не может войти в состояние привычного отчуждения в такие моменты — ему трудно дышать, словно горло стянуто жёстким ремнём.
— Чем, по-вашему, мне заниматься тут целую минуту, Кью? Делать вид, что ищу туалет?
В другое время Кью ответил бы на этот тон, но сейчас он молчит. Он, в отличие от Джеймса, не может делать вид, что произошедшее ночью было обычным, ничего не значащим делом. Кью чувствует себя выпотрошенным и нафаршированным этим деланным безразличием, этим будничным сарказмом, от которого сейчас откровенно тошнит. Ему душно и срочно требуется выйти на воздух, но он не может бросить операцию.
Кью сосредоточенно перебирает нервными пальцами клавиши, стараясь удерживать на этом внимание. На экране перед ним план здания и видео с камер слежения. Он видит Джеймса и направляет его в нужное место короткими точными указаниями ровно до того момента, пока не подпускает к нему близко двух охранников, пропустив их на одной из камер, а после не может найти быстрого отхода.
Пока Джеймсу приходится разбираться с охранниками, Кью выходит из операции, потеряв сознание от приступа удушья. Он медленно падает на пол.
***
Джеймс не интересуется самочувствием Кью. Не спрашивает, почему ему стало плохо. Не разговаривает совсем — целует сразу у двери своими жадными губами. Он снова пьян, снова не в себе, никаких формальностей, никаких прелюдий — голодный необузданный секс прямо с порога.
— Нет, Джеймс... — говорит Кью, но его тело говорит «да» и бесстыдно позволяет делать с собой что угодно, затуманивая разум.
Кью ненавидит себя за эту реакцию, за невозможность противостоять поцелуям и ласкам, за то что отдаётся, как дешёвка, позволяя пользоваться собой, своими чувствами. Кью ненавидит себя, но ничего не может с этим поделать. Ему до одурения хорошо. Он стонет и выгибается под горячими руками, упиваясь не близостью — лишь её иллюзией.
Он вновь просыпается на рассвете с этим гнетущим чувством фальши внутри.
Он хочет не этого.
Но дело не в том, чего он хочет, а в том, что может получить. Чего заслуживает.
Кью знает, что откроет чёртову дверь и сегодня вечером, и в другие вечера тоже. Что будет слушать, как Джеймс смывает его в водопроводную трубу снова и снова — пока не иссякнет до дна. Что будет молча терпеть это душно-ироничное…
— Кью, — каждый раз после душа.
— Я ненавижу тебя, Джеймс.
И этот пристальный взгляд с раздражающей полуулыбкой.
Кью хочет не этого. Но он будет терпеть всё, пока не сломается.
А иначе… как же ему жить дальше?
***
Доктор говорит, что это психосоматическое. По описанию похоже на приступы астмы, но с бронхами Кью всё в порядке. Он советует обратиться к психологу. Кью слушает молча, кивает, спрашивает, может ли он идти теперь. Он знает, кто доктор передаст результаты обследования Мэллори. Что придётся ходить к психологу. Ему всё равно. Он хочет выйти на воздух, чтобы хотя бы немного подышать.
Кью обращает внимание на то, чего раньше не замечал. Например, что в бункере нет окон, и если отключить электричество, всё погрузится в кромешную тьму. Или что в его отделе всегда тихо, никто никогда не производит шума. То, что раньше было естественным, кажется ему странным сейчас.
Странно, что когда Джеймс приходит сюда, он ведёт себя так же спокойно-собственнически, как и всегда. Трогает всё подряд, просит помочь ему, в очередной раз нарушив закон. Странно, что Джеймс ведёт себя с ним так же, как и со всеми остальными.
Странно, что только в его присутствии Кью становится легче дышать.
Он ломается на третьей неделе. Все эти разговоры с психологом в неуютной тесной комнате, похожей на лифт. Мэллори предлагает взять отпуск. Кью не представляет, чем может заняться помимо работы. Он просто не открывает дверь однажды. Стоит, прислонившись к ней спиной, и слушает, как Джеймс приваливается к ней с другой стороны. Кажется, что слышно его тяжёлое дыхание. Кью хочется спросить, зачем он это делает, зачем приходит, но сам он дышит так часто, что может отключиться снова в любой момент. Он может умереть здесь, оставшись совершенно один.
Может быть, это не так уж и плохо.
***
Если Кью провалит ещё одну операцию, его отстранят от работы. Мэллори повторяет это раздражённым голосом, потому что ему осточертело. Кью нервничает, на нём нет пиджака, рукава рубашки закатаны, напряжённые пальцы скользят по клавишам, пока сосредоточенный взгляд следит за экраном. Только чёртов Бонд остаётся по-прежнему спокоен. Второй агент ранен, и он сообщает, что нужен врач.
— Уже отправляю. — Он даёт знак кому-то в сторону, слишком много сил уходит на всё остальное. — Объект движется на запад в синем седане, номера лондонские.
Кью тянется к кружке, чтобы сделать глоток давно остывшего кофе. Джеймс садится в машину. На секунду кажется, что его глаза встречаются с камерой.
— Кью?
— 007.
— Почему ты перестал открывать мне дверь?
Кью неловко смахивает кружку на пол и жмурится от шума, с которым она падает. Выплеснув кофе, она почему-то не разбивается.
— Ты предлагаешь мне ответить прямо сейчас, когда слушает всё МИ-6?
— Да, пожалуйста.
— Потому что я люблю тебя, Джеймс. Сейчас поворот налево, и ускорься, ты отстаёшь.
— Кью?
— 007.
— Я приглашаю тебя на свидание.
— Хорошо. Мы можем вернуться к делу сейчас?
Мэллори остаётся только вздыхать, что он уволит обоих. Но на этот раз миссия завершается успешно.
***
Кью пьян до фейерверков. Он сидит у открытого окна и, обдуваемый ветром, смотрит на оранжевые фонари, растянутые вдоль дороги, словно янтарные бусы. Чёлка развевается во все стороны. Кью дышит. Ему так нравится дышать полной грудью. В голове плавают цветные водяные пузыри удовольствия.
— Джеймс? — не поворачиваясь, спрашивает он совершенно пьяным голосом.
— Кью.
Бонд сидит за рулём и иногда переводит на Кью спокойный, несвойственный ему лёгкий взгляд, но тот этого не видит.
— Ты когда-нибудь любил?
— Я не помню.
Кью фырчит. Он хотел бы разозлиться, но выпил слишком много коктейлей для этого.
— Тебе самому от этой фальши не дурно?
Джеймс молчит какое-то время, но потом всё-таки отвечает:
— Да, любил.
Кью поворачивается и смотрит на него, сталкивается с этим взглядом. Он испытывает облегчение — не от того что Джеймс, оказывается, умеет любить, а от того как просто и честно это прозвучало. Кью чувствует, как в горле собирается комок, чувствует давящую слабость во всём теле, но не может позволить себе разрыдаться и только неровно выдыхает:
— Ненавижу тебя, Джеймс. Зачем ты меня так напоил?
— Ты любишь меня. И ты сам себя напоил.
Кью вдыхает так много воздуха, сколько может набрать, и пропускает через себя. Машина останавливается у подъезда, когда он уже прилипает к креслу, словно подтаявшая на солнце сладкая вата, и совершенно не может собрать тело в кучу. Джеймс берёт его на руки и несёт в квартиру. Сбрасывает с постели покрывало и опускает безвольное тело.
Они вдвоём лежат поперёк кровати и смотрят в потолок. В комнате темно и тихо. Слышен лишь шорох развевающихся у открытого окна занавесок.