Кажется, лучше всего я вхожу в состояние потока, листая картинки на Пинтересте. Внезапно вчера натыкала по ссылкам Небукер, а там новый сезон и приём работ до третьего октября. Удивилась, что у меня за год не написано ни одного слэш-рассказа, только фанфик про Брайана. Решила написать что-нибудь за эти две недели.

---

Посмотрела немецкий «Разрыв мозга» 2019 года, и что-то меня больно ударила концовка. Макс Римельт сыграл педофила. Это не тот фильм о педофиле, какой ожидаешь увидеть. И это не о том, что давайте жалеть педофилов. Это о... бесконечном внутреннем напряжении, о боли, которая не проходит никогда, о страшном внутреннем голосе, об одиночестве, о том, как жизнь может быть невыносимой. Это о борьбе с самим собой. Представляю, что человек может нести в себе столько, что просто не вынесет, и не могу перестать реветь.

---

Искала по всему интернету, как называется моя любимая мочалка, потому что нигде не могу её купить, и наконец нашла. Целлюлозная она. Заказала на озоне сразу три штуки
Вчера вернулась на кассу, потому что дали чужой чек, и мне высыпали кучу из мусорки. Я такой Лёня, что аж неловко.

---

Вчера была глупая ситуация, и я страдала, какая я ханжа. А сегодня во время медитации поняла, что это не от того, как всё бесит, а от желания, чтобы мир был лучше. Чтобы люди были умнее и честнее, чтобы не боялись признавать ошибки и стремились их исправлять, чтобы было меньше боли, меньше насилия. Это от высоких требований к себе и другим. И по сути не злиться надо на глупых, а надо их пожалеть и полюбить. Потому что если мы будем друг к другу добрее, то мир и станет лучше.

---

Забавное из сегодняшнего. В связи с прохождением квеста любви к себе по книге Луизы Хей высвобождала гнев. Ну прям гнев необязательно, злость, раздражение, всё это. Думала, что во мне этого нет. А в итоге полчаса крыла органами бывших соигроков и форумы Однако практика хорошая. Не давить в себя, а высказывать в зеркало. Очень помогает.

---

Я: Хочу вот этого человека.
Пинтерест: Понял, не буду его показывать.
Я: Прости?...
Пинтерест: Не желаешь посмотреть на Мика Джаггера?
Я: Вообще-то, нет. Я хочу...
Пинтерест: Молодого Генри Кавилла? А вон тот ещё, помнишь, который тебе не нравится, не хочешь его посмотреть?
Я: Пинтерест...
Пинтерест: Корейцы? Курица? Маникюр?

---

Заметить упущенную пять рядов назад петлю — умею. Сел, пять рядов связал, пять рядов распустил, встал. Такие вечера.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

«Хищные вещи века» оказались не только странными, но и страшными. Впервые мне было так тяжело читать Стругацких. Это всё очень мрачно, безумно и похоже, кажется, немного на современный мир.

---

На выходных снился неприятный сон об облысении. Есть ощущение, что некоторые проблемы не проходят из-за зацикленности на них, но как разциклиться — вопрос. Пишу аффермации на зеркале.
Чуть не померла, пока по ошалелой жаре оттащила пакет с кучей книг, там уже сами решат, что на переработку, а что на вторую жизнь. И ещё оказалось, что у меня хранится куча книжного старья исключительно из ностальгии, например, проеденная плесенью книжка о породах кошек, которую я постоянно смотрела в детстве. Потащу всё это в следующем месяце.
И о еде. Готовила ошизенно вкусные утиные окорочочки с бататом.

---

Посмотрела документалку о шизофрении. Хорошая документалка, всем советую смотреть.
Ещё прочитала Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Никогда раньше не читала Солженицына, не такой уж он и тяжёлый, как казалось.
Начала понемногу писать Кешу. Думаю над сюжетом. Но стиль хороший пошёл, нравится.
Одна беда — лениво всё как-то. И иногда находит что-нибудь дурное. Но отпускает.

---

Кто о чём, а я пищала утром с того, что Трой запостил картинку с Тимом.

И вообще в бесконечном восторге с этого парниши на премьере «Французского диспетчера» в Каннах

---

Дописала наконец-то.
Часть первая
Часть вторая

Видящий. Часть третья

Глава восьмая. Всем плевать на Геру

Окропляя себя крестным знамением, соседка баб Маша божилась Глебу, что видела у себя в колодце нечистую силу.

— Сначала гляжу — волосы, синие такие, подумала, мёртвая. Только откуда ж у меня в колодце-то? А потом глядь — шевелится. И глаза как раскроет! Чуть Кондратий не хватил! Вот те крест, то сила нечистая. Свят-свят!

— Вы б зарыли уже тот колодец, баб Маш. Мало ли что почудится.

— Ты на бабку не наговаривай, Глебушка. Я хоть и старая, но ещё при уме. Как жеж я его теперь зарою, там вон что! Это ж звонить надо, кого-то звать, телевидение или кого… Господи, куда в таких случаях звонят-то?

— Вот я уверен, что мы сейчас пойдём, а там никого нет.

— Пойдём, пойдём, Глебушка, посмотрим, я сама теперь боюсь идти. А вдруг сидит ещё. Свят-свят.

Она снова перекрестилась. Глеб накинул куртку, предупредил Никиту, что его недолго не будет, и вместе с баб Машей вышел на улицу. Жила соседка через дорогу в маленьком просевшем доме с деревянными рамами. Она суетливо открыла калитку и засеменила в тапочках по каменной дорожке вглубь двора. Глеб прошёл следом и, облокотившись на старый покосившийся колодец, посмотрел вниз. Ничего, кроме зелёной поросли и кружка отражённого в воде вечернего неба, он там, как и ожидал, не увидел.

— Я же говорю, что нет тут никого, баб Маш.

Она тоже заглянула в колодец и в очередной раз перекрестилась.

— Слава Тебе, Господи, ушла сила нечистая. Вот те крест, Глебушка, как тебя видела! Освятить тут всё надо теперь, от греха.

— Баб Маш, да ну что ж вы будете об этом болтать.

— Так я ж спать спокойно не сможу, Глебушка! А вдруг она вернётся!

Соседку было не остановить. Глеб вздохнул.

— Знаю я, куда надо позвонить, подождите.

Он достал из кармана телефон и набрал номер из своего списка контактов.

— Управление ФСБ, слушаю вас, — сухо ответил мужской голос.

— Соедините с Вакснером, пожалуйста.

Трубка замолчала, издала короткий гудок и ответила уже другим голосом — живым и громким:

— Вакснер.

— Вениамин Семёнович, Глеб Троицкий беспокоит. Тут бабушка у себя в колодце русалку случайно видела, сможете солдатика прислать?

— Глеб, ты что сам с одной бабулей справиться не можешь?

— Это пока что одна бабуля, Вениамин Семёнович, а через два часа будет ещё четыре улицы бабуль, вам это надо?

— Ладно, пришлю, адрес напиши.

Глеб отправил сообщение и повернулся к соседке. Она смотрела на него вытаращенными глазами.

— Это ты чего это, Глебушка… это ты кому? — пробормотала она чуть ли не шёпотом.

— Это ФСБ, баб Маш, отдел по работе с нечистью. А пойдёмте пока чаю согреем. Сейчас человек приедет, расскажете ему всё.

— Ага, ага… — Она покивала, продолжая стоять на месте, потом опомнилась, всплеснула руками и засеменила к дому. — А что же это, ты говоришь, русалка, значит, была?

— Русалка. Из Нави пришла. Может, она когда-то в колодце умерла, вот теперь через них и ходит. А вообще они людям не показываются.

Дом начинался сразу с кухни. Баб Маша туда как вошла, так сразу и села на табурет, а Глеб взялся готовить чай. Он спокойно и честно отвечал на все вопросы, а когда в дверь постучали, впустил на кухню человека в костюме и очках, с кожаным портфелем в руках. Глеб его будто бы и видел когда-то, а имени вспомнить не мог — Вакснер умел так людей подбирать, что они все выглядели одинаково. Этот даже и не думал представляться — поздоровался сухо, сразу сел и, не глядя на бабулю, сказал:

— Ну рассказывайте.

Оторопевшая баб Маша сидела с открытым ртом и заговорила не сразу, но потом с перепугу начала болтать и поверх истории наплела ещё с три короба лишнего. Человек её, казалось, совсем не слушал, а вместо того занялся своим портфелем — выкладывал бумаги и всякие мелкие склянки. Причём делал он это так живо, что когда его рука проскользнула над кружкой баб Маши, заметил это только Глеб.

— Понятно, — сказал человек тут же, и баб Маша замолчала, вздохнула, отхлебнула чаю.
Человек мгновенно сгрёб всё обратно в портфель и сразу встал.

— Вы теперь поспите, — сказал и без всякого прощания ушёл, Глеб даже не успел сказать спасибо.

Баб Маша зевнула.

— И правда пойду посплю. Что-то я устала сегодня.

— Вы идите, я тут приберу.

— Спасибо, Глебушка, дай тебе Бог, — сонно сказала баб Маша и усеменила в комнату. Глеб знал, что проспит она пару часов, потом проснётся будто с похмелья, но ничего уже, что в этот день делала, не вспомнит.

Он вымыл кружки и вышел на улицу. Ещё издали увидел, что у него гости. У входа был припаркован большой джип, а на крыльце дома стояла широкоплечая фигура в костюме — судя по всему нечеловеческая, раз домовой не пустил на порог. Уже перейдя дорогу, Глеб опознал в фигуре подручного Арсена — этого он и сам не стал бы пускать.

— Арсен просит приехать, — басом сообщила фигура.

— А позвонить он не мог?

— Мне приказано доставить. Дело срочное.

— На своей поеду. И сына сначала пристрою.

Верзила перекрыл путь.

— Сейчас.

— В багажнике повезёшь?

— Если потребуется.

Глеб вздохнул и, поскольку путь был по-прежнему перекрыт, постучал в дверь. Она открылась и уперлась верзиле в спину, он невольно обернулся. На пороге, распушив усы, сидел кот.

— Никитка, возьми уроки и положи коту еды, нам нужно уехать! — крикнул Глеб.

— Хорошо! — послышался ответ.

Кот недовольно мяукнул. Верзила посмотрел на него с подозрением.

— Всё в порядке. Завтра, надеюсь, вернёмся, — сказал Глеб, усмехнувшись.

Поехали через минуту: Глеб на своей Ауди впереди, верзила на джипе — следом. Никитка упрашивал взять его в Ростов, но от Арсена можно было ожидать любой дряни, поэтому пришлось договориться с Кресовым и оставить ребёнка у него. Глеб выдал Никите походную сумку с вещами, которую всегда держал в машине, поцеловал в лоб и пообещал не задерживаться надолго.

Через четыре часа он въехал в Ростов. Накрапывал мелкий дождь. Глеб оставил машину, надел шляпу и под конвоем верзилы спустился в подземный переход. Его ещё не закрыли, но клуб уже работал, и они проскользнули в малоприметную дверь.

Внутри было как обычно — шумно и мрачно, неуютно. Глеб огляделся и спустился по лестнице, Арсена видно не было. Официантка посмотрела на него и жестом попросила подождать. Глеб подошёл к бару и попросил воды.

— А ты чего это тут делаешь?

Перед носом вдруг возник неуклюжий рыжий парень в растянутом свитере и мешковатых штанах — Гера. Он был болтливым и доставучим, но сейчас что-то с ним было не то: он как будто испугался Глеба. В глаза не смотрел, только куда-то мимо.

— Ты, я смотрю, не рад меня видеть, Гера.

— Чего мне тебе радоваться? Ты к добру не появляешься. От видящих одни проблемы, потому что вы везде лезете. Вот вас и осталось мало, — наболтал он быстро, подёргивая рукав свитера.

Глеб молча усмехнулся и выпил воды. Официантка коснулась его плеча и повела к Арсену. Они прошли через весь клуб в самый дальний, самый тёмный, отгороженный занавесом угол, музыка здесь звучала тише. Арсен сидел в кожаном кресле, как всегда, с бокалом, лицо его было серьёзным, даже мрачным, но с появлением Глеба разгладилось.

— А вот и ты, джан! — сказал он громко, растянув на лице неприятную улыбку.

Глеб сел на диван.

— В следующий раз просто позвони.

— За тобой должок есть.

— Я помню. Потому и приехал. Давай сразу к делу.

Арсен сделал ленивый глоток из бокала.

— Ты вроде бы с мёртвыми говорить можешь. Скажи мне… как долго душа свою смерть помнит?

— Человек, может быть, несколько дней, нечеловек — недели две. Погоди-ка… — Глеб обернулся, но отсюда почти ничего не было видно. — Это Гера умер, что ли? Как я сразу не заметил…

— Видел его?

— Видел. Трепался как живой. Значит, тело здесь.

— Здесь. Посмотришь?

— Что-то необычное?

— Немного. Пойдём.

Арсен оставил бокал на подлокотнике кресла и поднялся. Они прошли по беспросветно чёрному коридору и оказались в холодном помещении, освещённом сейчас только одной медицинской лампой — она горела над столом, где лежало тело. Гера был раздет и отмыт от крови. Он был бы похож на восковую куклу, если бы не разорванные кишки и вскрытая грудная клетка. Судя по всему, его сначала ударили ножом в живот, а после вырезали сердце.

— Да-да, давайте потаращимся на дохлого Геру. Хоть бы тряпочкой прикрыли, стыдоба какая.

Глеб поднял голову. Гера стоял возле своего тела и болтал — снова как-то нервно, вот почему Глеб его сразу мёртвым и не опознал. У мёртвых глаза обычно были неподвижными, а у Геры беспокойно бегали.

— Ну пойдём, расскажешь, — сказал ему Глеб.

Гера разболтался пуще прежнего, но пошёл.

— Рассказывай ему сразу. Меня тут убили, вообще-то, мог бы и посочувствовать. Бедный, бедный Гера, кто ж тебя так, а? Хоть бы кто слезинку пролил. Как так, Гера, такой хороший парень был. Хрен там. Сразу «кто это сделал», «кто на нашу стаю посмел лапу поднять». Всем плевать на Геру.

Они вышли обратно в клуб, сели, Гера — на стол. Арсен кивнул официантке, чтобы обновила бокал, но ничего не говорил, только смотрел на Глеба. Глеб смотрел на Геру.

— Тебе крепко досталось, Гера. Помнишь, кто это сделал?

Он поёрзал на месте.

— Помню то, что видел. Иду домой, никого не трогаю. Чую, будто болтается кто-то сзади, а никого нету. Ни звука, ни запаха даже нету, только… ну чуйка, понимаешь? Ну иду, а что делать — стоять ждать, пока вылезет? Чуйка, бывает, подводит, если лишнего хряпнуть. А во двор вошёл — тут и настигло, херяк! в кишки. Так быстро, что даже среагировать не успел, мать его так. Даже рожу не разглядел, только глаза красные и увидел.

— Гера, ты придурок?

— В чём дело? — спросил Арсен.

— Говорит, что помнит только красные глаза. Я, по-твоему, трупов после упырей не видел?

— Что придурок, что придурок-то сразу? — завопил Гера, ёрзая на месте. — Ты сказал рассказывать, я рассказываю, что знаю! Были глаза красные, больше ничего не знаю! Нашёл мне ещё кого защищать! Известное дело, что они гады! Мало ли что может быть! У меня сердце сожрали, вообще-то!

— Гера, не делай из меня идиота.

— Гера, — спокойно сказал Арсен, глядя на свой бокал, — ты же знаешь, что будет, если мы тебя не похороним.

Гера перестал ёрзать и хмуро замолчал.

— Ты известный придурок, конечно, но подыхать, чтобы войну с упырями развести — это даже для тебя слишком.

Гера ещё больше нахмурился и уставился в пол.

— Он покрывает убийцу, — сказал Глеб, откинувшись на спинку дивана. — А если покрывает, значит, это кто-то близкий. А если покрывает перед тобой, значит, кто-то из своих. А если кто близкий из своих забрал сердце… то дело — дрянь.

Глеб задумчиво прикусил губу и повернулся к Арсену.

— Может быть, кто-то сегодня не пришёл?

Арсен дал указание официантке, и через минуту явился охранник со входа.

— Все сегодня пришли? — спросил Арсен.

— Все, кроме Музыченко.

— Я в курсе, его убили.

— Не Геры. Ульяны Музыченко — его младшей сестры.

Глеб сразу же поднялся.

— Адрес.

— Так, спокойно, Глеб. Сейчас я кого-нибудь из ребят отправлю.

— Ты знаешь, что такое заклятье на крови, Арсен? Его силы может хватить на весь…

И тут Глеб вспомнил, что когда он въехал в Ростов, начинался дождь.

— Проклятье.

Ничего не объясняя, он поспешил к выходу и буквально выбежал на улицу. Там творилось чёрт знает что: небо затянуло чёрным месивом, а редкая морось превратилась в холодный ливень со шквальным ветром, почти ничего не было видно. Матерясь на чём свет стоит, Глеб пробежал до машины и сразу рванул вниз по проспекту — прочь из города.

Но он не успел. Затормозив на набережной, Глеб вышел из машины. Нетронутый дождём Дон лежал мрачным полотном. Мост исчез.

Глава девятая. Он уже здесь

Буря постепенно сходила на нет, и Глеб смог найти воронку. Сперва показалось, что она тянется из земли, но, присмотревшись, он увидел медную чашу — из неё, подобно хтоническому чудовищу, вырастала густая живая чернота, будто засасывающая небо. Вокруг хаотично метались нетопыри, хлопая кожистыми крыльями. Зрелище было какое-то неестественное, казалось, что всё вокруг куда ни глянь утратило краски.

Глеб открыл калитку и вошёл во двор. Он сразу увидел Ульяну, она была похожа на Геру — такая же рыжая, растрёпанная, в мешковатых вещах, скрывающих фигуру. И без того всегда холерично нервная и сумбурная, она, должно быть, довела себя до исступления, раз решилась на такое — мало того, что чёрное заклятье на весь город наложила, так ещё и прикончила ради этого собственного брата, выдрав его сердце. Сейчас она едва ли была способна себя контролировать и могла в любую минуту утратить человеческую личину, но происходящее так разозлило Глеба, что он попросту не сдержался и сказал:

— Что ж ты утром этого не сделала, идиотка?

Ульяна обернулась. Её глаза при виде Глеба вспыхнули жёлтым светом. Она, как и Гера, сразу поняла, что присутствие видящего в городе может похерить всё дело, потому что на него никакие заклятья не действовали.

О том, что Ульяна тут же решит и его прикончить, Глеб подумать не успел: она вмиг оказалась рядом и цепко ухватила его рукой за горло. Он почувствовал, как острые когти прорезали плоть, и кровь неприятно потекла за ворот белой рубашки. Глеб не мог ничего сказать, только смотрел ей в глаза, он не сопротивлялся, потому что любое сопротивление грозило усилением хватки — Ульяна в любом случае была в разы сильнее. Это был уже не человек, но ещё и не волк — нечто среднее и, несомненно, самое опасное.

— А ну брось его, собака! — раздался голос Арсена, и Ульяна, резко отдёрнув руку, сжалась, заскулила, будто щенок.

Глеб рухнул на колени, закашлялся, голова у него закружилась, а от боли всё расплылось перед глазами, и он не увидел, как Арсен с подручным вошли во двор.

— Помоги ему, пока я с этой шавкой разберусь, — сказал Арсен, и Глеба подхватила под руку крепкая лапища, затянула в дом.

Он оказался на жёстком диване в тёмной комнате, где его без предупреждения облили водкой, что было неприятно и отвратительно больно. Затем в руке оказалось полотенце, и Глеб зажал им кровоточащую рану.

Вошёл Арсен и швырнул куда-то в сторону затихшую Ульяну. В темноте Глеб видел всё смутно.

— Это всё, на что ты способен? Тряпочку к ране приложить?

— Извини, Арсен, что смог найти. Тут дыра.

— А в аптеку съездить ты не догадался? Мало нам одного мертвяка от этой собаки, давай ещё видящего похороним.

— Не надо, у меня в машине всё есть, я справлюсь, — сказал Глеб, слыша свой голос откуда-то издалека. — Можно свет включить?

Он зажмурился, когда кто-то щёлкнул переключатель.

— Ты выяснил, что за заклятье?

— Сейчас Ульяна нам всё расскажет.

Глеб открыл глаза и увидел ярко освещённую просторную комнату, свет был неприятно белым, обстановка — старомодной. Стоял лакированный шкаф с замацанными дверцами, сервант с инсталляцией посуды, покрытый мятой клеёнкой обеденный стол, пара узких кресел. Телевизор был установлен на стуле с мягким сидением. На потолке висела люстра с тремя плафонами-цветами.

Арсен опустился в одно из кресел, его амбал остался стоять. Ульяна сидела на полу, обнимая ноги, укрытые грубой бежевой юбкой.

— Я это на добро всем сделала, клянусь! — воскликнула она срывающимся голосом.

— Чем клянёшься? — перебил Арсен. — Потрохами братца своего? Давай без этого дерьма. Коротко и ясно.

Она вцепилась пальцами в край юбки и стала нервно его мять.

— Гера сказал, что если Олег про меня правду узнает, то возненавидит меня сразу, а если ещё вы узнаете про Олега, то конец ему, вы всегда повторяете, что это люди — зло, а не мы, и что лучше с ними не водиться. А я взяла и рассказала — вот что! Думала, он сначала испугается, а потом поймёт, он же меня любит! Конечно, испугался, «ты уродка», говорит, «никогда больше не смей ко мне подходить, а то всем расскажу». А я не уродка, ясно?! — Она треснула кулаками по полу, и волосы закрыли лицо. — Достало уже всё это! Живём как какие-то жалкие животные, прячемся, как бы люди нас не увидели, фу, ненавижу всё это! Теперь все будут жить как равные! И люди, и волки, и все. Здесь, в этом городе. Все друг про друга знать будут. Вот что.

Ульяна замолчала и теперь только шмыгала носом.

— Ты что-нибудь понял, Глеб? — спросил Арсен. — Потому что я ни черта не понял. О чём ты, блядь, Ульяна, тут всегда так было!

Она вдруг лихорадочными движениями убрала с лица волосы и, распахнув безумные глаза, подалась вперёд, встала на колени.

— Значит, сработало всё-таки. Сработало! Вот, значит, что! Кто теперь скажет, что я уродка, а? Ни один не скажет, пусть только попробует! Я же говорю, всем будет добро!

— Не будет.

Ульяна резко обернулась на Глеба, он устало полулежал на диване и, зажимая саднящую шею полотенцем, задумчиво смотрел перед собой, в пустоту.

— Если ты не заметила, возле твоей воронки нетопыри летали, это навьи души. Они, как правило, не злые и не добрые, они просто должны оставаться в Нави. Но ты не просто нарушила естественный ход вещей. Ты нарушила естественные токи энергии, и теперь сюда на Герыну кровь не только души полезут. О древних существах знаешь что-нибудь? Это и не люди, и не нелюди, и не боги… Пересекаться с ними я тебе не советую, они могут влиять на рассудок, ты со своим долго не протянешь. Это не сразу станет заметно. Но пройдёт немного времени, и люди в городе начнут сходить с ума. У кого психика покрепче, дольше продержится, но в конце концов это коснётся всех. Расскажи, кто помог тебе заклятье наложить. Ведьмы так не могут.

Ульяна таращилась на него испуганно, неверяще и молчала. Арсен вздохнул, и она тут же вздрогнула, заговорила:

— Не могут, куда им. Но духа вызвать могут.

— Какого духа?

— Я не знаю. Я правда не знаю! Он мне книгу дал старую, на древнем языке. Она у меня под подушкой лежала, а сегодня утром смотрю — уже нету её.

— Ульяна, не беси меня, — сказал Арсен.

— Нету, я клянусь, нету её! Я везде посмотрела уже! Как появилась, так и пропала!

— Как заклятье снять, там было написано?

— Не знаю, мне-то на что знать? — Ульяна упала руками вперёд и в молитвенном исступлении запричитала. — Слушай, видящий, миленький, может, всё не так плохо, а? Может, образуется ещё? Тебе домой надо — так мы тебя вытащим, придумаем что-нибудь, откуда ж я знала, что ты тут окажешься? А может, никто не придёт, и всё хорошо будет. Это ж ещё неизвестно.

— Дура ты, Ульяна. Ты ж ему кровавую жертву принесла, духу своему безымянному. Он уже здесь.

Глеб поднялся и, пошатнувшись, бросил окровавленное полотенце на диван. Сперва остановился напротив Арсена.

— У тебя мобильник работает? Мой не ловит, позвонить нужно.

— Мобильник? — переспросил Арсен так, будто впервые слышал это слово.

— Ясно. — Глеб развернулся и пошёл из дома. — Чёрт бы вас побрал.

— Может, тебе кого подкинуть на помощь? — спросил вслед Арсен, но Глеб уже хлопнул дверью.

Он вернулся в машину и первым делом занялся аптечкой: промыл ещё раз рану, заклеил пластырем, выпил лекарства. Голова как будто ещё стояла не на месте, но времени отдыхать не было, и он поехал по памяти к дому ведьмы Варвары.

Глава десятая. Там круглый год листва зелёная

При виде гостя Варвара сперва уставилась на него так, будто не могла опознать. Глеб не вязался с новой картиной местной реальности, он был приезжим в городе, в который не вели дороги.

— Видящий, — сказала она наконец. — Что ли ветром тебя занесло в такую погоду?

— Поговорить нужно, Варя. Пустишь?

— Пущу, чего ж не пустить.

Она отшагнула в сторону, взмахнув красной бархатной юбкой, и пропустила его в дом. Внутри было тепло, тихо и густо пахло пряной травой, свет горел совсем тусклый, так что видно было только маленькую часть пространства.

— Да у тебя кровь. Стало быть, и правда дурная буря.

— Стало быть. Есть у тебя что-нибудь от волчьей заразы? Дурно мне.

— Так, может, ты обратишься скоро?

Она усмехнулась, но когда Глеб никак на это не отреагировал, заметила наконец, что он действительно едва держится на ногах, и повела его за собой на кухню. Усадила за стол и достала из шкафа бутыль с прозрачным красным настоем, налила полный стакан.

— Пей всё, — сказала.

Глеб сделал глоток и тут же прыснул им в воздух, Варвара чудом успела отскочить в сторону.

— Дурень!

— Предупреждать надо, что на спирту.

— А ты думал, сок малиновый? — Она снова взяла бутыль и долила до полного стакана. — Пей, сказала.

Глеб зажмурился, вкус был приторно противным, от крепости горло будто ошпарило, так что еле хватило сил допить. Он закрыл лицо ладонью и просидел так с минуту молча, приходя в себя.

— Скажи-ка мне, Варя, — заговорил он, не открывая лица, — водится ли у вас в городе жрец какой-нибудь?

— Откуда у нас тут жрецы, только нечисть всякая и водится.

— Я сейчас серьёзно спрашиваю.

Варвара села за стол напротив него и соединила ладони в замок.

— Слушай, ну если серьёзно, то болтают кое-что. Будто шаман у нас тут живёт, только его не видал никто.

Глеб опустил руку и заинтересованно посмотрел на Варвару. Здесь тоже было полутемно, и он не видел ничего дальше её лица. Она продолжила:

— Вроде как Саввой зовут его. Есть один дом тут внизу, возле речки, там круглый год листва зелёная. Только войти в этот дом никак нельзя, потому что у него двери нету. Не то чтобы мне очень надо было, но сама видала.

Глеб сразу же поднялся из-за стола. От настойки ему сделалось жарко, и всё вокруг казалось пурпурным, нечётким, но дурнота больше не душила, а голова вернулась на место.

— Поехали. Придётся тебе за руль сесть, раз спиртом меня напоила.

— А ты мне про бурю расскажешь? Я чую что-то дурное, а понять не могу.

— Шамана найдём — всё расскажу. Погоди, только от крови отмоюсь, а то за версту разит, наверное.

Он нашёл раковину и смыл остатки крови с шеи и рук, а уже в машине, когда ехали, достал из своей походной сумки чистый белый свитер и переоделся.

В темноте, по мокрой дороге Варвара вела машину медленно, то и дело поглядывала по сторонам и разговаривала будто сама с собой, вспоминая куда дальше ехать. Глеб молча смотрел в окно, настойка разморила его и погрузила в оцепенение, на секунду он даже задремал, а потом резко очнулся от громкого возгласа.

— Нашла! Вот этот, справа!

Они вышли на улицу. Дом стоял на покатом спуске, с которого было видно реку. Был он угловой, старый, некогда окрашенный то ли в жёлтый, то ли в какой ещё цвет, но теперь уже выцветший. С одной стороны его подпирал дом новее и опрятнее, с другой — стояла современная белая многоэтажка. Варвара тут же стала убеждать Глеба, вот, мол, как я и говорила, откуда ни посмотри, никакой двери нету, но он не слушал и всё присматривался внимательно. Дверь-то была, нужно было только её найти. Внимание его занял изящный узор из виноградной лозы, будто стекающий с пышной зелёной шапки, накрывшей балкон на втором этаже. Узор оставлял пустое пространство на стене, и Глеб, решив, что это и есть дверь, постучал по кирпичу три раза.

Варвара растерянно уставилась на дверь. Нельзя сказать, что та появилась по волшебству, просто вдруг глаза различили её контуры и ручку, как если бы подстроились под стереокартинку — просто увидели то, что и так было перед ними.

Дверь открылась сразу же.

— Проходите. Я как раз согрел чаю.

В дом их впустил высокий молодой человек в белой одежде. На вид ему было не больше двадцати лет. Глеб поздоровался и, представив себя и Варвару, пожал человеку руку.

— Нам нужно к Савве, дорогуша, — в своей фамильярной манере сказала Варвара, и молодой человек посмотрел на неё, мягким голосом ответил:

— Здравствуйте.

У него было очень худое лицо с выделяющимися скулами и глазами, лысая голова и длинные мраморно-белые руки. Это был очень необычно красивый человек. Он проводил гостей на просторную кухню и разлил по фарфоровым кружкам пахнущий имбирём чай, сели вокруг овального стола на мягкие стулья. Кухня была светлой и чистой, в углу стояла большая кадка с лавровым деревом.

— Так это вы Савва что ли? — изумилась Варвара, распахнув вовсю глаза. — Шаман?

— Варя, помолчи, — перебил её Глеб, и она фыркнула, но послушалась, взялась пить чай, только взгляда от Саввы не отводила ни на секунду. Выглядел он и в самом деле удивительно молодо. Но шаманы в здешних местах были большой редкостью, Глеб никогда раньше и не встречал настоящего шамана. Потому и не удивился. Он знал, что сила никогда не даётся обычным людям.

— Вы знаете, что на город было наложено заклятье на крови? — спросил он.

— Догадался, — ответил Савва. Он говорил спокойно, сидел ровно, словно прут, руки держал перед собой на столе, сомкнув кружку красивыми пальцами. — Сила появилась новая, в Навь и в Явь вхожая — это не к добру.

— Кто-то из древних помог с этим заклятьем. Пока оно действует, здесь все сущности будут открыто жить с людьми и думать, что так всегда было. И никто замечать не будет, что они здесь заперты.

— Заперты? — встряла Варвара, но никто ей не ответил.

— Вы понимаете, что кровь только кровью покрыть можно? — спокойным, ровным тоном спросил Савва.

— Понимаю.

— Это хорошо. Тогда я смогу вам помочь.

Глеб облегчённо вздохнул и попробовал чай. Он был сладким, с привкусом гречишного мёда.

— Я подумал кое о чём. Сможет ли кровь, взятую насильно, покрыть добровольная кровь? То есть… Заклятье коснулось людей и сущностей, и если, допустим, собрать в одном месте человека, оборотня, ведьму, светлого… Если каждый даст свою кровь добровольно, это сработает?

Савва, прикрыв глаза, улыбнулся.

— Видящие — самый чистый народ, — сказал он. — Вы всегда находите самые сложные, но самые красивые пути. За то вас любят духи. Жаль только, что не берегут.

Открыв глаза, он посмотрел на Глеба прямо, словно пытался прочесть его мысли, а потом почему-то спросил:

— Может ли статься, Глеб, что вы хотите снять заклятье только потому, что вам нужно вернуться домой? Вы ведь не здешний.

— Может. Это важно?

— Честность — важно. Ясность — важно.

— Я, Савва, не Алёша Попович и не Иванушка, головы драконам не рублю на благо общества. Мне ни упыри, ни волки, ни кто другой жить не мешает, так что я в их дела не лезу, пока меня не трогают. Мне людей жалко, но только если бы я успел уехать сегодня, то уехал бы. Меня в Краснодаре сын ждёт — вот что важно.

— Спасибо за честность. Но вы оказались здесь сегодня неслучайно — тоже важно. Помните об этом, если встретите древнего — а вы встретите. Они очень хорошо чуют слабость. Руна солнца заряженная есть у вас?

Глеб кивнул. Он разом выпил оставшийся чай и первым поднялся из-за стола. Варвара подскочила следом, она всё смотрела на Савву, раскрыв вовсю глаза, и даже не оправила смятую юбку. Уже у выхода она попыталась его потрогать, но Глеб подпихнул её за дверь.

— Я постараюсь успеть к рассвету, — сказал он и, пожав Савве руку, вышел на улицу.

— Будьте готовы к тому, что, возможно, смерть покроет только смерть, — услышал он напоследок.

Глава одиннадцатая. Добро и зло

Варвара всю дорогу расспрашивала: а как, а кто. Глеб отвечал коротко и напоминал, чтобы смотрела на дорогу. Они ехали вдоль Пушкинской к дому начальника местной фсбэшной службы. Вернее, к Бергу. Глеб не знал, существовала ли в нынешней реальности эта служба по работе с нечистью, но человек-то должен был остаться.

— Здесь припаркуйся, — сказал он, увидев нужный дом.

Берг жил в девятиэтажке на самом верху. Час был уже поздним для визитов, но ещё ранним для сна, потому Глеб и решил поехать сюда в первую очередь: остальных можно было и посреди ночи навестить. Варвара подождать в машине отказалась и увязалась следом за Глебом. Поднялись на лифте. Из квартиры послышалась неразборчивая ругань, и чуть погодя дверь открыла женщина в длинном синем халате.

— Глеб? Ты чего в такое время? — удивилась она.

— Простите, Наталья, у меня срочное дело к Бергу. Он дома?

Глеб вдруг понял, что даже и не знает имени Берга. Как жену зовут, знает, а его самого — нет. Почему-то повелось у них однажды общение на короткой ноге: Берг его тоже звал или по фамилии, или просто пацаном.

Наталья вдохнула, махнула рукой.

— На кухне сидит, — устало сказала она и просто ушла.

Берг сидел на кухне и пил. Он вообще любил выпить, так чтобы много, сильно и с размахом. Но это было другое: сейчас он пил у себя на кухне и выглядел при этом так паршиво, будто не просыхал с их прошлой с Глебом встречи год назад. Никогда раньше Глеб не замечал, что Бергу уже давно за пятьдесят, а сейчас заметил. Был он большим широкоплечим мужиком с большим квадратным подбородком, который теперь весь оброс полуседой щетиной.

— Берг, чёрт возьми, — не сдержался Глеб. — Что за вид?

Он повернулся и сперва тоже посмотрел заторможено, а потом будто перещёлкнуло, и он заулыбался, воскликнул:

— А, пацан! Заходи! Давно не видел тебя!

Глеб зашёл на кухню и сел напротив него. Варвара тоже села. Берг обернулся, взял с подоконника две стопки и поставил на стол.

— А это кто? — спросил. — Баба твоя?

— Это не моя баба, это Варвара, она ведьма.

— А, ведьма. Нечисть не люблю. — Он отвинтил крышку с бутылки водки и стал разливать по стопкам. — Меня из-за них из органов попёрли. С тех пор и сижу, перебиваюсь дерьмом всяким.

— Вас не попёрли из органов, а перевели в ФСБ, — сказал Глеб, и Берг, усмехнувшись, пролил водку на стол.

— Шуточки у тебя, Троицкий, несмешные ни хрена. На вот, лучше выпьем за встречу. — Он тяпнул стопкой перед Глебом. — И за знакомство. — Тяпнул перед Варварой. — Я Берг.

— А я такую дрянь не пью, — ответила Варвара и повернулась к Глебу. — Я могу с ним по-своему.

— Не надо с ним по-твоему.

— Время сэкономим же.

— Вот не можешь ты по-людски, Варя, — вздохнул Глеб. — А когда его кровь, по-твоему взятая, не поможет, рубанём ему башку, делов-то, да?

— А то и рубанём! — фыркнула она и отвернулась.

— Дурная ты ведьма, Варя, — сказал Глеб и, чокнувшись с Бергом, выпил. Тут же его будто по лицу хлестнули, он зажмурился и резко выдохнул. — Тьфу ты, и правда дрянь, Берг.

Он закусил огурцом с тарелки. Берг усмехнулся и тоже закусил.

— Я вижу, у вас, ребята, ко мне дело.

— А вы помните, как мы с вами познакомились, Берг?

— Помню, конечно, это ж когда Наталья моя помирала, ты с сыном своим приезжал.

— Нет, тогда мы уже были знакомы. Мы с вами познакомились, когда Никитки ещё не было, восемь лет назад. Как раз когда вас попёрли из милиции, вы помните почему? Тогда Арсен с упырями территорию делил, а вы случайно нарыли какое-то тело и попались ему в лапы. Я вас вытащил. Вас все сочли сумасшедшим, и вы тоже сочли себя сумасшедшим, чистить память было уже поздно, и я дал на вас наводку фсбэшникам из отдела по работе с нечистью.

— О чём ты… я не понимаю. Меня попёрли, потому что…

Берг нахмурился, схватился за голову большими загорелыми руками, зарычал.

— Что ж там было-то, твою мать, помню только, что из-за нечисти этой, а больше ничего не помню… Что-то хреново мне, пацан, голова плохая стала.

— Так водку меньше жрать надо, — буркнула Варвара, и Глеб ткнул её локтем.

— А если я вам скажу, что это на самом деле не ваша жизнь, а голова плохая, потому что часть вашего прошлого стёрлась, вы мне поверите?

— Тебе поверю.

— А если скажу, что это сила из Нави, которая всё в городе перепутала, и чтобы всё на место вернуть, нужна ваша помощь, вы поможете?

— Кровь нужна, значит?

— Кровь.

— Ну хоть башку не срубите?

— Не срубим. Ну может, руку.

— Руку тоже не дам.

— Да шучу я. Ну что вы в самом деле, Берг, все мозги успели пропить за два часа? Вы же меня знаете, я человек честный. Если говорю, что никто вас не тронет, то так и будет.

— Что делать нужно?

— Сейчас поставите будильник на четыре утра и ляжете спать, а как он зазвонит, умоете морду и приедете, куда я вам напишу. Дайте ручку.

— Наталья, ручку принеси! — рявкнул Берг.

— Позорище какое, Берг, смотреть на вас тошно.

Глеб встал из-за стола, сходил в комнату и, извинившись, попросил у Натальи ручку. Адрес он написал Бергу на руке, взял с него слово, что придёт, а потом сразу попрощался и потащил Варвару на выход, не хотелось больше здесь оставаться. Странное какое-то было чувство. Вроде бы он и понимал, что это из-за заклятья Берг сидит и пьёт, а вроде бы… получилось, что если бы Глеб его восемь лет назад фсбэшникам не подсунул, сидел бы он вот так тоже и пил все эти восемь лет, и чтоб от него к теперешнему времени осталось.

— Человек уже полвека живёт, — заговорил Глеб, когда они с Варварой ехали в лифте, — в милиции всю жизнь, опыт, мозги какие-никакие. А попёрли его, сел и сидит себя жалеет. Иногда смотришь на этих людей и противно, думаешь, ну что в них. А всё равно жалко. Как дети малые же.

— А ещё говоришь, что я дурная, — покосившись на него, ответила Варвара.

Глеб почувствовал, что опьянел от выпитого, оттого и разболтался. Он вышел из лифта.

— Поехали к Поповичу. Надеюсь, он хотя бы не слёг тужить на тридцать три года.

И они поехали. Попович жил там же, где и магазин держал, была у него на втором этаже квартира, в которую он один знал как пройти. Вернее, Глеб тоже проход видел, но то было не его дело да и что толку, всё равно нужно было сначала в магазин зайти.

Дверь, конечно, оказалась запечатана. Глеб и так и сяк глядел, но меток нигде не было. Наконец он понял, что стоят кристаллы от нечисти и что зайти он не может из-за Варвары. Она, наслав на Поповича проклятий, вернулась в машину, и дверь магазина открылась без всякого препятствия. Внутри было темно и мертвенно тихо, но стоило Глебу подойти к прилавку, как тут же послышались тяжёлые шаги, зажёгся жёлтый свет, и Попович вышел в зал.

— Кого принесло в такое время? До утра что ли не терпится? — спросил он басом, но тут же понизил голос. — А, ты. Опять, небось, недобрые вести принёс?

— Помощь твоя нужна, Попович, — ответил Глеб и сразу же объяснил ему про заклятье.

Попович выслушал внимательно и хмуро, сел в большое мягкое кресло и почесал макушку.

— Вот оно как выходит. Не всегда, говоришь, так было. Крепкая, видать, штука, если б не знал тебя, прочь бы попёр с такими рассказами. Было ещё на душе негоже от погоды, думал, ведьмы чего устроили, да кто ж их разберёт. Значит, чтобы воротить всё назад, тебе жертва нужна.

— Не нужна. Я хочу добровольной кровью покрыть. Устроим всё на рассвете, куда тебе адрес написать?

— Погоди, как так — жертву добровольной кровью покрыть?

— От каждой сущности, что в городе есть. Может сработать.

— Может?

— Ну если не сработает, то у тебя будет большой выбор кому башку рубить, — не сдержавшись, ляпнул Глеб.

— Всё шутки шутишь. А я серьёзно спрашиваю.

— О чём ты серьёзно спрашиваешь? Почему я убивать никого не хочу?

— Нечисть жалеешь, значит.

— Слушай, Попович, ты поможешь или мне другого искать?

— Я-то помогу, мне оно не надо, чтобы в городе Навья дрянь водилась…

— «Но»? Не по-твоему дело делается?

Глеб уже хотел было развернуться и уйти, злило его всё это, но сил не было посреди ночи бегать по городу в поисках другого светлого. Слова из него сами собой полезли.

— Знаешь, Попович, я первое время удивлялся, что столько лет прошло, а ты всё живёшь со своей деревянной чёрно-белой моралью. У тебя есть только добро и зло, а раз оно зло, то его надо топором рубить. Но потом я понял, что это не просто так. Что иногда приходит время, когда нужны воины. Я не скажу, что мне это нравится, и ты тоже меня недолюбливаешь, потому что я в твою мораль не вписываюсь, но на этот раз мы с тобой по одну сторону, и если так вышло, что я оказался здесь именно в тот момент, когда город заколдовали, значит, не пришло ещё время силу применять, а если придёт, то, поверь, я тебе мешать не стану. Так что пока моя мораль действует, ты мне тоже не мешай, договорились?

Попович поднялся во весь свой рост и подошёл к прилавку. Вид у него был такой мрачный, будто он собирался хряпнуть Глеба по морде. Но вместо этого он внезапно сказал:

— Договорились, — и положил на прилавок лист бумаги и ручку.

Глава двенадцатая. Взяла девочка нож

Увидев вывеску, Глеб рассмеялся.

— То есть в этой реальности, если тебе нужно найти упыря, можно просто приехать в бар с названием «Мертвец»?

— Нашёл время веселиться, — буркнула Варвара. — Никто в здравом уме сюда соваться не станет. Неужто нельзя без этой падали обойтись? Место паршивое, аж живот скручивает.

— Фу, как невежливо. Ну, идём познакомимся.

— Я лучше тут тебя подожду.

Глеб повернулся к ней и шутливо сказал:

— Помни, если одного из нас сожрут, второй должен будет завершить дело.

— Дурень. Водки нажрался.

— А ты не завидуй. Ну, идём-идём.

Чтобы войти в бар, они спустились по железным ступенькам. Дверь оказалась тяжёлой, а обстановка внутри не располагала гостеприимством: было тесно и мрачно, вместо ламп горели оплывшие свечи. На барной стойке спал большой чёрный кот. Глеб сразу почувствовал, что что-то не так, здесь и впрямь было неприятно находиться, буквально до тяжести в груди, но место при всём своём неуюте тут было не при чём. Пока глаза привыкали к освещению, Глеб ещё не мог сказать, кто или что было тому виной.

Сидели двое существ. Человеческую личину держать они не умели и выглядели довольно неприятно: белокожие, с выпученными красными глазками и оттопыренными острыми зубами. Оба существа пристально уставились на гостей.

— Я так понимаю, меню тут не подают, — сказал Глеб.

— А вы, кажется, ошиблись дверью, господа, — прошелестело одно существо.

— Поверьте, в такое место случайно не зайдёшь. Позовите хозяина, у нас к нему дело.

— А вы кто такой будете и на что вам хозяин понадобился?

Глеб вздохнул.

— Когда ж вы уже, упыри, думать научитесь, а не зубы скалить? Видящий я. Хозяина позови, говорю, некогда мне.

Существо нерешительно прикрыло рот, второе тоже сидело и таращилось на Глеба. Кровь его чувствовали, вот и волновались.

— Не припомню, чтобы в наших местах видящие водились, — послышался из темноты низкий женский голос, и откуда-то из скрытой глубины помещения вышла бледная дама в плотном чёрном платье с высоким воротником.

— А я как раз пытаюсь из ваших краёв убраться. — Глеб наклонил голову на бок, разглядывая даму. Она держалась в своём платье, словно в футляре. — Значит, это вы тут хозяйка? Когда Арсен из города упырей выкинул, я знал, что кто-то остался, но всё не было времени познакомиться. Ну я не удивлён. Я Глеб. У меня к вам разговор важный, давайте присядем.

Он кивнул в сторону столика на четыре персоны, но дама не двинулась с места. Она смотрела на него с презрением и явно не была настроена дружелюбно беседовать.

— Эта бешеная собака… — начала она изменившимся голосом.

Арсена, и в самом деле, упоминать не стоило, Глеб мысленно укорил себя за пьяную болтливость. Существа за барной стойкой снова зашевелились. Ситуация назревала нехорошая. Варвара с нервов хотела погладить кота, но Глеб успел перехватить её руку. Он наконец понял, отчего давило на грудь: это была раскалённая руна солнца на цепочке.

Кот открыл глаза, и ситуация стала ещё хуже: они светились красным. Варвара отпрянула, упыри умолкли, Глеб вздохнул. Кот потянулся, выгнув спину, прошёлся по стойке и спрыгнул на середину помещения, мгновенно обратившись красивым темноволосым юношей в чёрной одежде. Варвара судорожно пробормотала себе что-то под нос и полезла в карман юбки за травой, но юноша посмотрел на неё, и тут же она выпрямилась, застыла обездвижено. Он повернулся к хозяйке, и та сморщилась, лицо её почернело, проступила упырья личина. Существа совсем скукожились и слились с фоном.

— Баюн.

Юноша повернулся к Глебу, сила его взгляда ощущалась буквально физически. Глаза у него были теперь обычные, только непонятного цвета, но почему-то всё равно жуткие.

— Видящий, — сказал он ласково, почти нараспев, и Глебу пришлось вытащить руну поверх куртки, пока она его не обожгла. Баюн посмотрел на неё, и на губах его проступила лёгкая улыбка. Глеб не знал, что будет, когда руна погаснет, но смотрел на Баюна прямо, даже с интересом — когда ещё встретишь такое существо, которое выше человека и любой сущности.

— Значит, это ты с заклятием помог.

— А ты, значит, его снимешь.

— Ты ведь падальщик, насколько мне известно.

Баюн поморщился.

— Все Навьи твари — падальщики. И Правьи тоже.

— И всё это только ради крови?

— Чушь какая, — усмехнулся Баюн. Он осмотрелся вокруг и вальяжно забрался на стол, уселся, сложив по-турецки ноги. Его босые белые ступни едва не блестели. — Меня просили помочь, я помог. Плата стандартная. Кто без крови хочет, тот молится. А то что мозгов нет — так в том не моя вина. На каждое действие есть и противодействие — это погрешность мироустройства. Книга заклятий и заговоров, том первый, глава первая, правило первое: прежде чем накладывать заклятие на крови, убедись, что поблизости нет видящего. Правило второе: если видящий всё-таки оказался в поле действия заклятия, придётся его убить. Правило третье: если ты дура, закрой эту книгу и верни на место. Но кто ж сейчас читает эти правила…

— Могу я спросить, чего ты хочешь здесь?

— Ну спроси, — усмехнулся Баюн. — А лучше присядь, я расскажу тебе сказку.

Глеб сел, но стул на всякий случай от стола отодвинул. Отсюда застывшие фигуры выглядели совсем странно, нельзя было разобрать, осознают ли они происходящее, слышат ли что-нибудь. Варвара походила на красивую наряженную куклу. Её юбка и яркие волосы были единственными цветными пятнами во всём помещении.

— Жила-была девочка, — начал Баюн, и голос его стал завораживающим. — Была она красивой и умелой, и с людьми у неё всё ладилось, они всегда её слушались, как она хотела. Только вот нелюдей девочка ненавидела. А знаешь почему девочка ненавидела нелюдей?

Глеб не ответил.

— А ненавидела их девочка без причины. Просто потому что они нечисть. И вот однажды взяла девочка нож.

Варвара зашевелилась. Она протянула руку и взяла из-за барной стойки нож. Глеб невольно напрягся. Он повернулся и теперь смотрел на Варвару.

— И пошла девочка творить добро.

Варвара пошла с ножом.

— Встретила девочка нечисть. А дело известное: чтобы нечисть убить, надо ей голову отрезать.

Варвара приставила нож к горлу упыриной хозяйки. Глеб молчал. Он остро ощутил собственное горло, но не мог при этом ничего сказать. И чего только расселся сказки слушать, будто не знал, что нельзя позволять Баюну много болтать. А теперь угодил в ловушку сладкого голоса, даже не заметил, как погасла руна.

Баюн мягко спрыгнул со стола и, вытягивая шаг, подошёл к Варваре, погладил её по волосам.

— Ты разве не замечаешь иронии ситуации? Они глотки готовы друг другу рвать, а заклятие накладывают, чтобы с людьми мирно жить. Так скажи мне, видящий, где правда: в фальшивом мире или в честной войне?

Глеб повёл шеей, и вновь вспыхнувшая боль помогла почувствовать собственное тело, дала опору, за которую он ухватился, вытягивая себя из пелены.

— Правда в том, Баюн, что девочка никогда не пойдёт творить добро, потому что не знает, что это такое, и нечисти голову никогда не срубит, потому что не ненавидит её, а боится. Правда не в мире, и не в войне, она где-то посередине. Война всегда лжива, потому что на войну идут не те, кто ненавидит, а те, кого ведут на войну. И мир не может быть до конца честен, потому что он не гарантирует отсутствие ненависти и страха. Но ненависть и страх — всего лишь эмоции. Их можно усмирить, а можно разжечь. Это вопрос выбора. Возможно, правда в том, что сущности никогда не смогут жить в мире друг с другом и с людьми. Но это не значит, что кто-то имеет право лишить их выбора.

— Дурак ты, видящий, — усмехнулся Баюн и отошёл от Варвары, потеряв к ней интерес. Он пошёл обратно к барной стойке, забрался на неё, и уже через мгновение свернулся пушистым чёрным клубком на прежнем месте.

Глеб какое-то время смотрел на него заторможенно, а потом услышал, как Варвара выронила нож. Она тут же громко выругалась и, отшатнувшись в сторону, полезла по карманам за травой. Упыриная хозяйка смахнула с шеи проступившую кровь, рявкнула на существ, чтобы убрались с глаз, вытянулась, подобралась и снова приняла человеческое обличье. Существа быстренько убрались.

— А теперь давайте поговорим… — вздохнул Глеб и придвинулся к столу.

Глава тринадцатая. Когда замкнулся круг

— Воскресни, джан!

Глеб почувствовал прикосновение к плечу и открыл глаза. Он умудрился отключиться на диване под громкую музыку, и теперь она неприятно ворвалась ему в голову. Арсен поставил перед ним кружку с густо пахнущим эспрессо. Глеб сел и потёр лицо руками, а когда опустил их, на столе сидел Гера и смотрел отрешённым мёртвым взглядом. Глеб взял кофе и сделал глоток.

— Ты ведь знал, Гера? Вы вместе это планировали? Только Ульяна не сказала тебе, что какое угодно сердце не сгодится, нужна личная жертва.

— Как так получилось, Глеб? Что всё зря оказалось.

— Так получилось, потому что когда ты идёшь против природы, природа отвечает тебе тем же. Я приехал сюда, потому что тебя убили, Гера, улавливаешь парадокс?

— Почему тогда в этих поганых книгах не пишут, что всё это дерьмо бесполезное?

— А ты эту книгу читал-то, Гера? Всю?

Он нахмурился.

— Ульяну теперь тоже того? Чтобы заклятье обратить.

Глеб покосился на Арсена. Тот сидел на боковине кресла и, прихлёбывая из своего бокала, созерцал этот разговор с пустотой.

— Этого я пока не знаю, — ответил Глеб и допил кофе.

Тем не менее, несколько минут спустя он сидел в машине рядом с Ульяной, она грызла ногти и смотрела в окно. Впереди сидели Арсен с водителем. Все молчали. На горизонте розовыми подпалинами занимался рассвет, но город ещё спал и дорога была почти пустой.

Когда они прибыли к дому, машина Глеба уже была на месте: Варвара привезла на ней шамана. Она сейчас стояла во дворе и внимательно наблюдала за его действиями, словно кошка за мухой. Савва ходил вокруг медной чаши, аккуратно ступая босыми ногами и чертил какие-то знаки на траве и в воздухе длинным посохом с изогнутым наконечником. Поверх белой одежды на нём теперь была накидка, расшитая цветными камнями и лентами.

Ещё во дворе присутствовал Берг. Он сидел на крыльце дома и курил, а завидев Глеба, сразу поднялся и растоптал сигарету.

— Спасибо, что пришли, Берг, — Глеб пожал ему руку.

— А нормального человека ты не нашёл? — тут же спросил Арсен. — Этот же все мозги пропил.

Глеб и рот не успел раскрыть, как откуда ни возьмись из тени вышла упыриная хозяйка.

— Щенков своих под присмотром держать не может, а других учит. Ты бы помалкивал, Арсен.

— Маргарита. Ну твои-то мертвяки проблем не доставляют, только кровь жрут.

— Мои мертвяки из Нави всякую дрянь не достают! Это твоя девка сделала! Так что закрой свой грязный рот!

— Не зли меня, Маргарита. То, что я тебе позволил в Ростове остаться…

— Ты мне позволил?! Мне, по-твоему, нужно разрешение какой-то…

— Уважаемая нечисть! — рявкнул Глеб вдруг так громко, что все удивлённо повернулись к нему, даже Савва. — А давайте все заткнёмся и снимем заклятье, а потом хоть сожрите друг друга! Где, чёрт возьми, Попович?

— Здесь Попович, — раздался звучный бас, и, хлопнув дверью своего джипа, богатырь тоже вошёл во двор. — Вашу грызню с начала улицы слышно. О, ну я не удивлён, все сорняки в одном месте. Этим дай пять минут, и крови хватит на любое заклятье.

Варвара пробубнила себе под нос ругательства. Поповича она терпеть не могла, но возражать ему открыто не решилась. Зато решился Арсен.

— И это говорит тот, кто чуть что — сразу мечом серебряным машет? — рассмеявшись, сказал он.

Глеб вздохнул и потёр веки. Голова у него начинала плыть от усталости.

— Всё. Хватит, — резко сказал он. — Знаете, почему вы никогда не будете с людьми мирно жить? Потому что они живут как люди, а вы — как звери дикие. Только в зверях это природой заложено, а вы просто прогнили. Посмотрите на Ульяну — это вы её такой сделали, не только Арсен — вы все. Это заклятье — ваше общее зло, разве вы не видите? Пожалуйста, давайте его снимем. Я немногого прошу. Хотя бы сейчас — на время — побудьте людьми.

Глеб ощутил что-то инородное, будто жжение в затылке, и обернулся. Откуда-то со стороны улицы, из синевы рассветных сумерек смотрели на него светящиеся красные глаза. Он подёрнул плечом и отвернулся.

Вдруг стало слышно ночь: все замолчали, Глебу никто возражать не стал. Он посмотрел на шамана. Савва кивнул и подозвал всех собраться вокруг чаши. Воткнул посох в землю и достал маленький нож с кожаной рукояткой. Нож он оставил на раскрытой ладони и заговорил на древнем языке.

Постепенно во дворе стало темно, небо над ним загустело и налилось чёрным. Тогда Савва сжал нож в руке и первой порезал ладонь Ульяны. Одну каплю он снял пальцем и нарисовал линию у себя на лбу, а следующие несколько капель выпустил в чашу. Ульяна тут же упала на колени и разрыдалась.

— Прости, Гера! Прости, родненький! — причитала она, и голос её разносило усиливающимся ветром. Смотреть на это было неприятно, но Глеб почему-то её не останавливал, и никто не останавливал — пусть поплачет.

Савва тем временем собрал кровь у Берга, Маргариты, Варвары и Поповича, начертав из каждой линию на лице, а когда чиркнул ножом по ладони Глеба, чернота уже отяжелела и провисла совсем низко, но всё никак не хотела уходить в чашу: не открывалась Навь. Шаман читал мантру уже во весь голос, перекрывая ветер, но её силы не хватало.

Глеб ощутил болезненное напряжение в спине и посмотрел на Поповича — тот, конечно, смотрел в ответ, ожидая знака. Потом посмотрел на Ульяну, она сидела у самой чаши, и ничего не стоило сейчас полоснуть её по шее, покрыв смерть смертью. Но противно было от одной мысли. Глеб зажмурился и представил себя дома в Краснодаре — как сидит на диване с Никитой и с котом, смотрит мультики и как ему от этого спокойно. Он знал, что если позволит сейчас принести жертву, никогда ему уже не будет так спокойно.

Он открыл глаза и подобрал Ульяну с земли, она дрожала и всхлипывала, но послушно стала в круг и позволила взять себя за руку. Второй рукой Глеб поймал холодную ладонь Маргариты, она удивилась и поморщилась, но поняла и взяла за руку Берга. Переглядываясь, все последовали их примеру. Варваре наконец довелось коснуться Саввы, но по другую сторону от неё был Попович, так что на остальное она уже и не обратила внимания. Когда круг замкнулся, чернота хлынула в чашу с такой силой, что им всем пришлось крепко сжать руки. Глеб почувствовал, как Ульяна снова впилась в него когтями, и ему едва хватило сил, чтобы продержаться на ногах.

Наконец чернота иссякла, небо разгладилось и посветлело, а ветер утих так же быстро, как и начался.

— Что тут, чёрт возьми, происходит? — первым подал голос Берг.

Глеб улыбнулся. Неужели у него получилось?

— Спасибо. Всем спасибо… — пробормотал он и хотел обернуться — посмотреть, ушёл ли Баюн. Но не успел и без сознания повалился на траву.



Очнулся Глеб от того, что о его лицо тёрлось что-то мокрое. Он открыл глаза и увидел кошачий нос. Домовой тут же сел и, распушив усы, мяукнул. Мгновенно перед глазами появилось и лицо Никиты.

— Пап, пап, ты проснулся! — воскликнул он. — Всё хорошо?

— Пока не знаю, — сипло ответил Глеб и прокашлялся.

Он точно был дома в Краснодаре, на кровати в своей комнате. Было светло и удивительно тихо, только мурлыкал кот. Глеб сел и потрогал голову, она была целая и ясная, на шее появился свежий пластырь, на руке тоже.

— Всё хорошо, — уверенно сказал он, и замерший в ожидании Никита радостно улыбнулся. — Кто меня привёз?

— Дядя Толик. Он мне позвонил с твоего телефона и сказал, чтобы я шёл домой.

— Дядя Толик?

— Ну у которого жена болела. Ну большой такой. Вот с таким лицом.

— А, Берг. Он уехал?

— Час назад. Мы с котом тебя сторожили. Тебе звонили два раза по работе, я всё записал, показать?

— Это подождёт. Пойдём-ка лучше чего-нибудь поедим. А потом будем мультики смотреть.

— Пойдём-ка!

Глеб улыбнулся и чмокнул сына в макушку. Как же дома было хорошо.

---

Снилось сегодня, будто я в семейной квартире, у нас гости, и мне подарили кучу конфет. У кого какие кошмары.
Вчера в спортзале все были такие красивые, в чёрных формах, а я — в затрапезных лосинах, в которых выгляжу, как богомол, и в белой футболке Однако не стоит идти в спортзал без таблеток, если у тебя начинает болеть голова. Зато что подсказал тренер: чтобы набрать мышцы, надо есть не только белки, но и углеводы. С этим есть небольшая проблема, потому что здоровых сложных углеводов очень мало: это бобы, дикий рис, свекла и морковка, несладкие ягоды/фрукты. А есть их мне нужно в чистом усваиваемом виде граммов пятьдесят.

---

Собственно, о чём хочу спросить у Эрика.
На днях тут меня выбило из равновесия объявление благотворительного фонда про четырнадцатилетнего мальчика, который не двигается, не говорит и только иногда реагирует глазами. Заботится о нём бабушка. Чем мальчик питается: сухие молочные смеси Нестроген, магазинные соки и фруктовые пюре в баночках. Мне стало попросту страшно от того, что мальчика, который и без того эм... растёт, как цветочек, травят таким питанием. Смеси на коровьем молоке с лактозой — это вообще не еда; магазинные соки — просто рафинированная водичка. Ну ладно, я подумала, пойду посмотрю в магазине пюре, нужно 20 баночек на месяц. В общем, одна баночка в сто грамм стоит столько, сколько килограмм пюре из свежих овощей. Почему ему не дают практически ничего полезного? У меня есть ощущение, что если выбросить всю эту дрянь и начать перетирать свежие овощи, фрукты, здоровые жиры и белки, его состояние улучшится.
И это попросту моральный конфликт, когда ты хочешь помочь, но по факту ничего не можешь сделать и ощущаешь только собственное бессилие. Вот с такими ситуациями бывает сложно справляться, и мне хотелось бы узнать, как это делают люди вроде Эрика.

---

Как же было радостно увидеть Эрика Эдмидса в прямом эфире на саммите, бесконечно его обожаю, целовала монитор. Жаль только, что сессия была без перевода, но, оказывается, у меня уже не так плохо с восприятием английского на слух, к тому же Эрик всегда говорит просто, доступно и с юмором. Подозреваю, что если бы программу по питанию вёл кто-то другой, она бы вряд ли имела у меня такой успех (если бы я вообще её купила). Только если вдруг будет ещё такое чудесное мероприятие в онлайне, надо заранее продумать вопросы, как-то сразу в голову не пришло. Эрик, правда, сказал, что любит отвечать на вопросы в инстаграме, так что ещё подумаю.
Вообще саммит был интересный. Спасибо, что бесплатно и с переводом на русский.

---

«Покончить с вином и стыдой» — оговорочки по Фрейду у переводчиков на саммите «Майндвелли».

---

Вчера вечером не поужинала, утром чуть не свалилась в обморок, прям трясло.
Середина второй недели отпуска, а я впервые выбралась почитать в парк Революции, даже странно. Само почитать в парке не так, наверное, имеет значение, как дорога туда — на трамвае или пешком тоже не так важно, просто дорога. Дважды попала под дождь. После первого думала, зачем я иду в парк, если там теперь негде сидеть, второй утопил весь город, бежала домой полностью мокрая с мокрой сумкой продуктов, переплывала дороги.
Очень вдруг захотелось жаренного бекона, но не нашла где купить хоть жаренный, хоть сырой. Зато купила вяленых помидоров, понравились. Маринованный чеснок — нет.

---

Гай Ричи сделал мне больно. Гнев человеческий — невыносимо тяжёлое кино с невыносимой обыденностью насилия. Но музыка. Какая музыка. Меня раздавило.

---

В Публичке долго не посидишь, на деревянной попе-то. Но красиво. Искала «Мессию Дюны» на двух стеллажах, уже почти расстроилась и ушла, но НЕТ, ПОЙДУ ЕЩЁ РАЗ ПОСМОТРЮ и нашла на том стеллаже, который облазила три раза. Буду дочитывать. Впереди две недели отпуска.